В жизни всегда есть место здоровому дебилизму, пофигизму и подвигу.
17:47
С ФБ №4, миди, "Друг"
Название: Друг
Автор: Фейчё
Бета: Последний квинси, Доктор Айзен
Размер: миди, 10264 слова
Пейринг/Персонажи: Базз-Би, Юграм Хашвальт, Хьюберт, Яхве
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
ДругПролог
За тысячу лет можно научиться многому.
Можно переиграть Цан Ду в го, попутно выяснив — ой, удивил! — что играешь агрессивным стилем. Можно перепортить всех доступных девчонок. Недоступных — тоже, но чуть позже. Можно в какой-то момент достать тогда уже грандмастера до печенок и получить нежный напутственный пинок под зад с требованием «не видеть твоей морды еще лет сто». За пресловутые сто лет поучаствовать во всех мимо пролетающих вооруженных конфликтах, о которых только удастся услышать, а, возвращаясь, бояться, что что-то пошло не так и ты ничего не найдешь там, куда шел.
Нашел. Явился. Доложился. Думаете, услышал хоть доброе слово?..
Ни од-но-го.
Единственное, что грело, так это вид ощутимо расслабившихся плеч Хашвальта и резкий, длинный, но тихий выдох, когда он ввалился в кабинет, распугав делегацию под дверями своим внешним видом.
Можно попытаться спиться — без особого, впрочем, результата. Огненный шрифт трескал этиловый — а временами и метиловый, — спирт, как воду. Чтобы стать алкоголиком, Базз-Би нужно было быть очень богатым человеком. А им он не был.
Можно изучить архивы всех великих семейств квинси, до которых дотянутся руки. И чуть не пожертвовать оными руками, а заодно и головой, в попытке освоить некоторые вещи из описанного.
Можно пытаться вывести Хашвальта на поединок. Не мытьем, так катаньем. Безуспешно и бессмысленно.
Да много чего можно...
Нельзя — только две вещи. Задавать Юграму Хашвальту вопросы о мотивах его поступков и забывать, как оригинально он умеет эти мотивы демонстрировать.
Базз-Би, может, и забыл бы свое первое знакомство с этим свойством натуры Хашвальта, но проживание в одном замке не располагает к столь обширному склерозу.
Часть 1
"Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, но покойников мы бережем".
Кто-то рвал струны и душу, горланя под гитару. Черт его знает, чем именно певец вдохновился на эту песенку о райских яблочках — то ли предвоенными настроениями, то ли зелеными кислыми яблоками, которыми облагодетельствовала сегодня столовка. Базз сплюнул косточку в сырую от дождя траву.
Осенью зарядило. Мелкий паскудный дождь сыпался с неба, точно заведенный. Промозглая сырость прокрадывалась везде, оставляя конденсат на окнах, сырые потеки на стенах у стыков плит, зеленоватые борозды плесени.
Хвостик отправился вслед за костями.
За последний год, что Базз провел в Императорской Академии, он уже отчаялся найти след этого белобрысого засранца. Ночами ему упорно снился тот проклятущий день, когда они напоролись на Императора. Выражение прозрачно-голубых глаз и то, как разом переменился Юго, когда рука этого выродка легла на его плечо. Базз-Би тогда чуть не вырвало от омерзения. Ну, или он заставил себя поверить, что было ему мерзко, а не страшно до трясучки в поджилках.
Прошло два гребучих года. Он брался за любую работу, которая случалась по дороге, ловил любое упоминание об Императоре, толкался на базарах, вылавливая сплетни.
"Ах, у Императора наследник!.. Такой милый мальчик!.. Глазки, что небо весеннее, волосики — чистое золото!.. Ах, просто душка!.."
Базз кривился. Бабы — дуры. Душка, блять... Знали бы вы, как эта "душка" простывает при первом же заморозке, кашляя на милю окрест. А как эта "душка" машет полуторником!.. Ууу, да ваши малохольные сынки бы сожрали свои дырявые подметки, увидев это! Базз, помнится, тоже грозился сожрать, когда Юго его впервые положил на лопатки. Ни способностей, ни лука, ни духовной силы... Вот только Базз, наделенный всем этим, пересчитал ребрами все камешки и торчащие корни дерева, о которое остановился. Он был горд. Неимоверно. Точно не Юго его разделал под орех, а ровно наоборот. Тот тоже был горд.
На этом моменте размышлений Базз ощутил кислую злую горечь.
Он был в бешенстве. Готов был рвать и метать. Готов был убивать. А лежал рожей в грязь, под трусливые смешки деревенщины и этого ублюдка на лошади — как его там?.. Он лежал мордой в грязь, а Юго — его Юго! Его! — стоял и смотрел своими кукольными глазенками, как баран, на злобную усатую тварь, назвавшуюся Императором.
— Без него ты — ничто.
О, этот момент можно было не оспаривать. Ничто. Не человек. Так, половинка. Половина человека.
За те годы, что они жили бок о бок, Базз привык считать Юго неотъемлемой частью себя. Другом, братом – черт, да какая разница?!.. Семьёй!
Прошло два года. Год из них — как попало, где попало. Ел, что давали. Спал, где позволяли. Искал — как собака. Любой след, любая нитка информации. Обрывок газеты, подобранный им у портового кабака, завершил эти поиски. Как гильотиной перекусил. "Наследник Его Императорского Величества приступил к обучению в Академии".
Приняли — на общих основаниях. Сунули комплект черно-белой формы с латунными пуговицами, пару сапог — гуляй, курсант, учись, отрабатывай кровь, что в тебя вложена.
Базз из кожи вон лез, пытаясь показать, что он чего-то стоит.
Думал, поймал?..
Выкуси.
Юго и тут как в воду канул. «Наследник? Какой наследник? Мы тут все наследники, все чистокровные. Тебе которого? Черненького, русенького, рыженького?.. Ах, беленького?.. Ах, Юго?.. Не, не слышали, а тебе зачем?»
Он поднялся из-под колонны и зашагал под дождем мимо стены белокаменной крепости, похожей на кусок сыра с плесенью. Только плесень была не снаружи, а изнутри. За шиворот тут же закапало. Хотелось тишины.
На плацу, под дождем, какие-то старшие курсанты гоняли мяч. Базз хмыкнул, наподдал камень. Камень шлепнулся в яму, наполненную водой. Военная академия под патронажем Императора. Проверки каждую неделю — все курсанты строятся на гребаном плацу и мокнут, как распоследние придурки. Думаете, Юго хоть раз засветился?..
Ни-хре-на.
На летящий в лицо мяч Базз среагировал в последний момент. Арбалет сам собою толкнулся в ладонь, а палец нажал на курок уже совершенно на автомате. Святая стрела с низким гудением пронеслась сквозь мяч, разорвав его в мелкие клочки, осыпавшиеся в траву опаленными лохмотьями, и унеслась в направлении здания Академии. Только деревья качнулись, да со счастливым звоном разлетелось какое-то окно на этаже старшего командного состава.
Базз выругался. Сплюнул в мокрую траву, убрал оружие. Сердце бешено колотилось. Совсем нервы ни к черту — пушкой по воробьям начал долбать.
Чертов Юго. Отчего-то привычное проклятие не принесло удовлетворения.
Может, оттого, что в вынесенном к чертовой матери оконном проёме замаячила светловолосая фигура, которую Базз не опознал бы, только если бы его порезали на куски и скинули в реку.
Юго.
***
— И долго вы собираетесь продолжать этот фарс? Мне казалось, вы хотели учиться на общих основаниях... Я ошибался, господин наследник? — Хьюберт с интересом приподнял бровь, разглядывая Хашвальта, читающего очередную ведомость по зачисленным студентам.
— Вы не вовремя, лейтенант, — заметил Хашвальт, перевернув страницу и устремив взгляд в окно.
— Или, может, — Хашвальт дернулся, почувствовав, как чужие пальцы потянули за прядь волос. — Наследник боится встречаться с неким рыжим курсантом, откликающимся на собачью кличку?
Хашвальт закрыл глаза и расслабил пальцы, сжавшие слишком сильно злополучный документ. Это замечание было лишним. Совсем. Последнее, о чем следовало упоминать Хьюберту, это о Базз-Би. Эта правда не нравилась ему так же, как — он прекрасно знал — Баззу не нравилось то, что его избегают. Но, в любом случае, касаться этой темы лейтенанту Хьюберту, приставленному к наследнику Его Величеством для "осуществления всесторонней помощи", не стоило.
— Если вы не уберете руки, — ровно проговорил Хашвальт, — мне придется их сломать. Не думаю, что это именно та цель, которую вы преследуете, лейтенант.
— Ну что вы, Ваше Высочество, — голос казался чуть недовольным, но не расстроенным. Хашвальт привычно погасил порыв развернуться и ударить — не подобает. — Я и в мыслях не держал оскорбить Вас.
Хашвальт прикрыл глаза — голос "помощника", а правильнее сказать, соглядатая, заставлял ныть висок и сжиматься желудок. Он понимал, что убить эту тварь, навязанную Его Величеством в личные адъютанты, не получится. Но хотелось.
Дождь лил вторую неделю. Тучи упорно висели над столицей, темное свинцовое небо, казалось, намеревалось устроить новый Великий потоп.
Хашвальт не слушал, что вещает его помощник и заместитель. Не было сомнений, что он продолжит свои попытки вывести его из себя. Продавить на слабость, проверить на личную лояльность. Следовало признать: большой удачей было, что в момент, когда Хашвальт увидел в списке кандидатов на вступление в Академию имя Базз-Би, он был один. Этого позора ему бы пережить не удалось, учитывая, что Император решил подвергнуть его такой проверке. Место, которое он занимает в планах своего благодетеля, Хашвальт представлял себе смутно, но даже по самым примерным прикидкам оно было слишком значительно. Это пугало. Поднимал голову старый страх: неужели все эти надежды на такое ничтожество, как он, которое не может ничего?.. Хашвальт загонял этот страх поглубже — прозорливость его "второй половины" порой вызывала оторопь.
Видеть же Базз-Би было просто невыносимо. Хотелось подойти, засветить ему в глаз, встряхнуть за шиворот и заорать, глядя в зеленые наглые глаза: "Убирайся, придурок!! Беги отсюда, пока это проклятое место не скроется за горизонтом, и не останавливайся, пока на вопрос, кто такой Яхве, тебе будут продолжать отвечать!!!"
Его не остановило бы даже крушение образа непрошибаемого «принца света». Только вот Базз все равно не будет слушать и в глаз получит уже сам Хашвальт. И не сказать, что просто так, но короткое "так было надо" не умерит пыл сердитого мальчика со смешным красным вихром. Или уже не мальчика?..
Хашвальт не знал, каким стал Базз-Би. Не представлял его в форме, не представлял его на три года старше, хотя иногда пытался. Может, именно поэтому ему удавалось избегать встреч: он усиливал внимание, проходя мимо остальных курсантов, чтобы не пропустить важное.
Хашвальт бросил взгляд в бумаги. Те лежали прихотливым пасьянсом, шансы собрать который стремились к нулю. А собрать было нужно. Ведь причиной сидеть в этом сыром и плесневелом замке являлось отнюдь не только его, Хашвальта, командовавшего отрядом элитных войск, Штернриттеров, обучение у лучших учителей. Новый корпус требовал новых людей. Звездные Рыцари на дороге не валяются, ими не рождаются. Их выращивают из наиболее подходящих. Трудолюбиво, как пчела носит мед.
Пока что меда было негусто. Хорошие офицеры старшего и среднего звена — в перспективе. Некоторое количество пушечного мяса. Звезд — не было.
... Тишина висела уже некоторое время как. Хашвальт заметил ее только сейчас и, с мгновенно плеснувшей паникой, перевел глаза на Хьюберта. Тот ответил выжидательным взором. Спросил что-то и ждал ответа. Наскоро прокрутив то, что ему пытались влить в уши, он сдвинул брови. Кто бы сомневался.
— Если вы имеете сомнения в моем состоянии, можете обратиться к моему лечащему врачу за отчетом. Но если вы ставите под сомнение мою пригодность, потребуйте отчета у Его Величества. Думаю, отсутствие чувства самосохранения позволит вам, лейтенант, еще и не такое...
И тут все смешалось. Грохнуло, звякнуло, с треском и звоном взорвался оконный переплет, Хьюберт бросился к нему, отталкивая в сторону простенка между окнами. В его руке был короткий стальной лук. Сквозь спутавшиеся пряди Хашвальт наблюдал за тем, как тот осматривает окрестности над стрелой и отстраненно понимал, что вся ценность мечника в бою со стрелком-квинси — это ценность мишени. Покушались на него впервые. И это было... Беспомощно.
— Я его!.. — выдохнул Хьюберт, скрывая оружие. Тирада, которая следовала дальше, не вязалась с лощеным Хьюбертом настолько, что Хашвальт пришел в себя. Рывком поднявшись, он подошел к окну. За спиной простучали шаги и хлопнула дверь. Около плаца маячил алый даже в мутном свете дождливого дня упрямый хохол. Хашвальт подавил порыв спрятаться обратно. Даже с этого расстояния он видел, куда смотрит Базз. Он видел, как падает дождь и смотрел, видя и не видя.
Юграм Хашвальт смотрел на своего друга, а на землю падал дождь. В воздухе висела холодная водяная пыль. В нос бил острый терпкий запах наступающей осени. К Базз-Би подбежала темноволосая фигура в белом, отвесила подзатыльник, ухватила за шиворот и швырнула вперед, так, что тот упал на колени. Базз не сводил с него пылающего взгляда, точно не замечая долетающих даже сюда криков. Снова, как тогда.
В душе Хашвальта что-то оборвалось: два года представлять новую встречу — ради этого?.. Перед глазами, как наяву, встала картина алого на белом — алые волосы и кровь, белая форма и мрамор, в нос ударил запах гари и железа. Рука сама потянулась к мечу, рукоять, которого несла на себе медальон с сакраментальным "B". К мечу, который на перевязи висел на спинке его кресла. Схватив оружие, он опрометью бросился вон. Мелькали удивленные лица курсантов, лестницы, старший преподающий состав. Хашвальт не видел этого. Сердце подпрыгивало к горлу комом злых слез. Картина перед глазами не уходила.
Картина, похожая на злобный фарс.
***
— Что б ты сдох, гнида! — сплюнул Базз-Би, глядя в глаза твари с лейтенантскими нашивками, тычущей ему в нос стрелой. Святой, мать ее, стрелой. Которой убивают, мать их, пустых.
Сегодня он за пустого.
Стрела чуть подергивалась, тварь улыбалась. В отдалении стояли набежавшие на бесплатный цирк курсанты. И в эту секунду Базз-Би хотелось одного — чтобы Юграм, мать его, Хашвальт никогда не узнал, что эта херня случилась с его безмозглым другом, а не вылетал из толпы, как пресловутая святая стрела, сверкая серыми от дождя глазищами, расхристанный, точно бежал сюда со всех ног.
***
Хашвальт влетел в толпу и, только проталкиваясь, осознал, как он выглядит после этого забега. Наследник Императора. Смешно. Однако исправлять что-либо просто нет времени. Главное — он успел.
— Лейтенант Хьюберт! — в голосе звякнула сталь. — Опустите оружие. Это всего лишь курсант. Думаю, — он не смотрел – не смотрел! — на Базз-Би, — за подобное достаточно карцера, а не смертной казни без трибунала.
Острие стрелы дрогнуло перед носом Базз-Би. Чуть оцарапало и немного ожгло кожу. Но последнее — иллюзия, созданная глазами, видящими нечто светящееся в непосредственной близости. Медленно, очень медленно, точно через силу, рука Хьюберта опустилась.
— Как прикажете, Ваше Высочество, — в голосе Хьюберта звучала усмешка. — Если вам так дорога жизнь этого щенка — он ваш. — Он тут же развернулся к затаившимся зрителям и вскинул бровь:
— Заняться нечем? — тех сдуло, точно опавшие листья порывом ветра.
— Я тебя помню, тварь, — Хашвальт видел, что Базз-Би готов кинуться на глядящего прямо ему в глаза Хьюберта, — Ты чертовски хорошо смотрелся в грязи на той дороге, под копытами лошади Его Величества. С удовольствием верну тебя туда. Хорошего дня... Ваше Высочество, — Хьюберт одарил Хашвальта лучезарной улыбкой и удалился походкой счастливого человека, который делает все правильно.
Дождь прекратился, но туман все еще не рассеялся.
***
— Сука, Юго, какого черта?.. — Хашвальт все так же старательно не смотрел на Базз-Би. Того это не остановило — он вскочил, пружинно-порывисто — адреналин явно требовал выхода — подошел вплотную: — И ради этого ты тогда ушел с этим усатым ублюдком? Чтобы вращаться в обществе такого дерьма?.. Блять, да эта крыса тебя подставит, дай только повод! Или ты просто струсил, а, Юго?! Струсил, что если ты не пойдешь, нас прямо там нашинкуют?!.. Смерти испугался и пошел за этим?!
Хашвальт молчал. Все слова, которые хотелось бы сказать, гвоздем забил комок обиды. Пустое и холодное знание прорастало внутри: Базз не поймет. Или не примет. Того, что единственный страх, который испытал Юго три года назад, был — за него, Базза. Такого же, как он сам, мальчишку, только не нужного никому, даже самому себе. Постыдный страх за единственного друга.
— Мне нечего тебе сказать, — слова падали холодными камешками гальки. Такие же меленькие, такие же острые, такие же бессмысленные. — Будь любезен научиться выживать самостоятельно, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью. Или уходи.
— Что?.. — изумленный Базз был смешным. Как в детстве. Только ответов он не дождется. Ему они не нужны. Хашвальт не улыбался. Он принял для себя простую вещь: не обязательно говорить, если что-то делаешь, если ты веришь, что все делаешь правильно. Рано или поздно все встанет на свои места, как вот сейчас.
Туман незаметно таял. В просветах седых клочковатых облаков проглядывало уже холодное синее небо.
С неба опускалась осень.
Ожидание закончилось.
Часть 2
... Было холодно. Ветер нес клочья облаков по линялому, почти зимнему небу. Только что кончился дождь. Щеки горели от унижения и не выплеснутой ярости. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Перед глазами стояла затянутая в белое спина Хашвальта. В ушах звучало презрительное " Будь любезен, научись выживать сам, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью ".
— И сколько же раз ты так сделал? А? А, главное, какой смертью? От валяния рожей в грязь я должен был подохнуть? Эй, Юго, я с тобой, блять, разговариваю! — крикнул он в удаляющуюся белую спину, чувствуя, как стремительно промерзает на холодном ветру.
Хашвальт обернулся. Окинул его ледяным — поднявшийся северяк рядом не дул, — взглядом и проговорил так, что начавшие было отходить от общения с Хьюбертом внутренности вновь смерзлись в ледяной ком:
— Трое суток карцера за неосторожное использование духовного оружия на территории Императорской Академии. Еще трое — за фамильярное обращение к вышестоящему по званию. А сейчас, курсант Блэк, извольте проследовать в больничное крыло за успокоительным и переодеться, иначе из карцера вы отправитесь лечить простуду.
— Я Базз-Би! Юго, блять, какое, нахрен, успокоительное?! — зуб на зуб уже попадал с трудом.
— Курсант Блэк!
— Базз-Би! — одно хорошо — холодно быть перестало. Сейчас Базз-Би был готов сгореть от плещущей через край ярости. Или что-нибудь поджечь ею. Или к чертовой матери убить подлую тварь, которая столько лет прикидывалась его другом. Но и то, и другое не представлялось возможным.
— Я исправлю ваши документы, — Хашвальт кивнул и удалился.
***
Это было сложно. Это было неприятно, точно он снова оставлял его там, в грязи на дороге. И это было необходимо.
Базз-Би излишне принципиален. А с его темпераментом принципиальность становится заряженным ружьем, висящим на стене — не знаешь, когда грохнет выстрел. Он бы готов к стреле в спину и был, пожалуй, неприятно удивлен, что ее не последовало.
В замке было сыро и холодно.
Поднявшись в свой рабочий кабинет, в разбитую раму которого теперь задувал ветер, Хашвальт, держа спину преувеличенно ровно, прошел к своему стулу и тяжело на него опустился.
Он смотрел на лист бумаги и не видел его. На листе дрожали строчки характеристики какого-то никчемного курсанта, который — скорее всего — ничего не добьется. Строчки позли, не задевая сознания, скрипя несмазанными гусеницами, поблескивали острыми масляными краями, перемалывали сами себя на буквы и звуки.
С Хьюбертом придется что-то делать. Конечно, не то, что порою хотелось — насыпать в чай яду, а в тарелку молотого стекла, да побольше, но придется держать его подальше от Базз-Би. Импульсивная необдуманность Базза приводила в отчаяние. Точно он не хочет понимать всю серьезность положения, в которое влип со всей дури. Порою, еще во времена лесного убежища, Хашвальта поражало, как неглупый и, порою, даже изощренно умный Базз ухитряется не замечать очевидных вещей. А потом со всей отчаянностью своего характера просто разрубает тот узел, в который завязал обстоятельства. В этом было что-то от ускользающей красоты, которую так ценили жители Востока. И от блаженности, которую почитали за доблесть христиане. Только вот Базз-Би не был ни жителем Востока, ни христианином. Базз-Би был квинси и сын своего отца-лорда, убитого Яхве. В сочетании с его характером это становилось катастрофическим фактором.
Пальцы озябли. Хашвальт отложил бумагу, понимая, что с работой на сегодня пора заканчивать — все равно не выйдет ничего толкового после подобного. И стоило бы позвать кого-нибудь отремонтировать окно. Некстати вспомнилось, что сегодня, как и вчера, как и позавчера, и третьего дня, и уже два года как, у него тренировка. С Хьюбертом. Который раз за разом раскатывал Хашвальта тонким слоем по тренировочному залу, сопровождая удары едкими замечаниями.
Однажды, развлечения ради, он выбил из его рук меч, потом, ухмыльнувшись, подал ему оружие рукоятью вперед и нежным голосом, каким к девушкам обращаются, пообещал:
— А сейчас, Ваше Высочество, я покажу вам разницу между нами, — и показал.
Это был тот самый случай, когда Хашвальт чуть не отхватил себе голову своим собственным мечом.
— Вот этим и отличается профессионал от любителя. И до профессионала вам, сопляку, еще далеко. Стрелы ловить на лету - одно. Но пока вы не научитесь определять движение противника по его глазам еще до замаха, о серьезном поединке речи не пойдет. Барахтанье щенка в луже. Уберите здесь... Ваше Высочество, — этой мало меняющейся фразой завершался почти каждый поединок.
И Хьюберт, вогнав тренировочную саблю в подставку, подхватывал свой собственный узкий прямой меч — он никогда не обнажал его при Хашвальте с того самого дня, заявляя, что многовато чести оборванцу подзаборному — и расслабленной походкой счастливой сволочи выходил вон, оставляя Хашвальта щуриться от заливающего глаза пота и кусать губы от боли и бессильной кислой ярости.
Утешало только то, что с каждым разом Хьюберту было все сложнее пробить его защиту или подловить на какую-нибудь очередную уловку.
Легок на помине. Хьюберт бы недоволен: хищно раздувались крылья тонкого носа, подрагивали острые брови, кривились уголки брезгливо поджатых губ. В руках он нес что-то длинное и белое.
— Собирайтесь. Или вы так и будете изображать из себя беспомощную жертву, которой некуда пойти, вот она и сидит у выбитого окна и жалко мерзнет? — он бросил прямо в лицо теплый плащ, Хашвальт постарался изящно вынуть подбитую мехом ткань из воздуха — как стрелу. Встал, натянул одежду. Хьюберт, похоже, всерьез нервничал, поскольку плащ был его — теплый, на песцовом меху, щегольский и несколько длинноватый.
— Пошевеливайтесь, Ваше Высочество. Или вы до сих пор не умеете контролировать свое поведение после стресса? Стыдно – вам людьми руководить.
Он жестко дернул Хашвальта за руки, отбрасывая их и сухими тонкими пальцами быстро застегнул пуговицы.
Осмотрел то, что получилось.
— Лицо! Сделайте милость, уберите это постное выражение с него подальше. Вам теперь скрываться от вашего бешеного пса нет причин, так что помните, кто вы. Иначе в следующий раз поутру я вас в кринолин запакую, а меч ваш запру под замок — смазливой девице холодная сталь не к лицу, да и в юбке фехтовать неудобно.
— Вы не посмеете, — спокойно заметил Хашвальт, тем не менее, натягивая маску холодного равнодушия. — Тогда наше пребывание здесь лишится вообще какого-либо смысла. И не спасет вас от смерти.
— Верно. Думать уже умеете... Но плохо и некачественно, — хмыкнул тот, выталкивая его в неприметную дверь.
— Куда мы идем?
— На конюшню. Вас вызывает Его Величество. Повезло той бешеной шавке — у меня прямо сейчас на нее не будет ни малейшего времени. Жаль. Я бы им поразвлекся, — он прищелкнул языком, точно представив, как именно он бы это сделал, и Хашвальта передернуло от гадливости. Хьюберт умел быть на диво мерзким. Пожалуй, искупалось это только тем, что при упоминании Императора он тут же терял всякий интерес ко всему остальному. Безукоризненная внутренняя верность и даже подобострастность сделали его тем, кем он был – заместителем командующего Гвардии Его Императорского Величества, особо доверенным лицом и личным адъютантом его наследника, Юграма Хашвальта... Или — Хашвальта передернуло — второй половины Императора. Базз тут был лишним, как не крути. Спускаясь по лестнице и запрыгивая в седло, Хашвальт принял решение любыми путями удалить Базз-Би из Академии. Даже если придется пожертвовать расположением Императора и созданной репутацией.
***
Зима пришла в столицу незаметно. Тяжелым небом, дождем со снегом, почерневшими от холода деревьями, редким, далеким и блеклым солнцем в вымороженной вышине. Она подкралась ледяными щетками на печных трубах и скользким крыльцом казармы. Паром изо рта в лекционных коридорах и теплыми шинелями на плацу. Поздними морозными рассветами и кровавыми, как слезы зачумленных, закатами. Следом за дождями пришли морозы и, наконец, белые прозрачные снежинки, так похожие на кресты квинси, закружились в воздухе.
В тот вечер курсанты высыпали во двор. Они орали, носились наперегонки по свежей нетронутой белизне, хохотали и пускали сверкающие стрелы в затянутое тучами и подсвеченное недалекими городскими огнями низкое небо. Стрелы уходили ввысь, как люсткугели, шипя и взрываясь искристыми белоснежными в голубизну салютами.
Базз смотрел на это из окон больничного крыла, куда загремел с пневмонией после достопамятного карцера. Ему не было холодно тогда — ни в те дни в ледяном зарешеченном подвале, ни через неделю. Просто не покидало странное ощущение, что в груди сидит острый горячий ком, а у помещений какие-то странно смазанные углы. Есть не хотелось — ком не пропускал через себя ничего.
На восьмой день, когда углы пропали совсем, ком перестал пропускать даже воду, а он не сумел встать с постели, его сдали товарищи по казарме. По рассказам свидетелей, Базз матерился, поминая недобрым словом каких-то пророков, наследников, козлов в погонах, выродка-лейтенанта, усатых уродов, и звал какого-то Юго.
Особо злоязыких Базз уложил рядом с собою на узкую больничную койку, как только сумел встать на ноги. Сплюнув в выскобленный больничный пол, пообещал, что пока твари, смеющие высмеивать его, не перестанут любить сплетни и шуточки над своими товарищами, с которыми хлебать баланду еще неизвестно сколько лет, из этого помещения они не выйдут, а самые твердолобые отправятся в морг и получат самые роскошные похороны за счет короны, какие успели заслужить своим бессмысленным бытием. И, закашлявшись, сложился пополам, отхаркивая сгустки кровавых ошметков легких.
Товарищи заткнулись. Больше над ним не смеялись. История о паранойе, бешеном нраве и способности вывести из себя лейтенанта Хьюберта прочно заняла место в академическом фольклоре.
— Всем нам блага подай, да и много ли требовал благ я?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб...
Кто-то терзал гитару этажом выше. Базз решил, что отберет гитару и переломает певцу пальцы. Эта песня преследовала его, как проклятая. Яблоки в раю. Странные верования. В раю только, мать их, чертовы шинигами и их гребаные занпакто, в Раю – Король Душ и кварталы бедноты, проживающие годы в нищете и грязи. И они не стреляют. Никто. Только легче от того никому не станет. Делать свое дело они не хотят, зато трусливый статус-кво держать они горазды.
Его и застрелили. Почти.
У него был дом — он сгорел.
У него были отец, мать, и старшая сестра — от них остались только горелые кости и серебряные кресты. Даже личных могил от них не осталось.
У него было будущее — теперь у него только память о прошлом.
У него был друг — он ушел с тем, кто лишил его дома и заживо сжег его семью.
Осталась месть.
Предателю, который даже в глаза теперь не смотрит, выкормышу нелюди. Твари, которая в угоду своей гордыне и, как он слышал, страху, лишила его всего. Он станет сильным. Чудовищно сильным. Станет им близким. И убьет их обоих. И плевать, что потом останутся только головешки — зато от этих даже серебряных крестов не останется.
Базз яростно скручивал простыню в пальцах до тех пор, пока она не издала горестный треск. Сжал зубы, чтобы заглушить жжение в глазах. Зажмурился до сверкающих колесниц под веками, чтобы не смотреть, как толпа дебилов радуется первому настоящему снегу. Эка невидаль! В лесу снег выпадал в середине октября, сразу и по пояс. Пойдешь отлить — принесешь на конце кусок льда, да такой, что только молотком откалывать.
— Что б вы все сдохли, — шептали побелевшие губы. — Что б ты сдох, Юго, мразь...
Отец презирал предателей. Лютой ненавистью ненавидел.
— В бою твоя жизнь зависит не только от тебя, — говорил он. — Твоя жизнь зависит еще и от твоего товарища. Выбирай его так, чтобы потом под твоей лопаткой не торчал его нож.
Сейчас Базз понял, о чем идет речь. Нож под лопаткой — это такая херня, папа, ты бы знал! Ты умер, и все. А жить с пониманием, что единственное близкое существо от тебя отказалось, плюнув в душу, ускакало в лучшую и более сытую жизнь... Иногда было предельно жаль, что он сам в том огне не сгорел. В воде не тонет, в огне не горит — что это? Правильно, Базз-Би. Как дерьмо, только чертов квинси.
— Курсант Базз-Би?
— Есть, — мрачно отрапортовал Базз, нехотя сползая с койки и вытягиваясь во фрунт – этому их научили быстро. Драить сапоги, шить воротнички, ладить портянки. И стоять, точно с жердью в заднице.
— С вещами на выход. Выписаны. Комендант вашего курса вас ожидает.
Не сдал. Не менял документы. С того идиотского дня прошло полтора месяца, угроза так и не была выполнена. Существовал, конечно, вариант, что все просто привыкли и теперь не хотят переучиваться обратно... Но тогда бы ему об этом сказали несколько раньше и не высокопарный, как престарелая светская шалава, доктор, а те же, кто еще не слишком давно припоминал ему содержание его бреда, приукрашивая домыслами и подъебами. Это было как минимум не в стиле Юго, у которого и в семь лет слова с делом не расходились.
— Слышал, кто его в карцер отправил?.. Сам наследник!..
— Врешь. Наследник — великий воин. А та красотка в штанах меч, может, и нацепила, но не уверен, что может хотя бы его вытащить, не говоря уже про взмахнуть.
"Уроды… Где б вы вякали, если бы ваши папаши не запродались выблядку с усами? Лучше бы вы помнили, за что я туда влетел", — думал Базз, шагая в направлении коменданта.
"Красотка", помнится, вломилась в толпу и явно готова была кого-нибудь порубать на бифштексы. И почему-то Базз-Би казалось, что не его, а эту слащавую падаль... Это было второй странностью. Что Хашвальту теперь-то за дело до нищего голодного прошлого в его лице? Третью странность Базз вспомнил лишь потом.
Меч.
Этот меч он узнал бы из тысячи.
Чертов меч его семьи.
На этом мече его предки клялись защищать землю и людей на ней. Базз не понимал, зачем в роду чистокровных квинси хранится меч, ведь всякий может создать оружие из реяцу. Но меч был. О нем существовало несколько легенд — все одинаково бредовые, — у него было несколько не вполне заурядных свойств — из области, не поддающейся влиянию владельца. Но на этом его магия и исчерпывалась. Хашвальт мог добыть себе какой угодно меч. Прямой, кривой, с волнушками, с усами, трофейную катану шинигами — любой. Тем не менее, он носил этот. С потертыми зеленоватыми шнурами на рукояти и двойной гардой. Аляповатый и неудобный. Тяжеленный, как грехи Уэко Мундо. Привычно нес его у бедра, точно так было всегда.
Если бы Базз оказался на месте Юго и желал бы забыть все, он избавился бы от клинка в первую очередь, и ничто не остановило бы. Хоть на развалины бы отнес и там воткнул — приходите, люди любые и берите, кто хотите.
Хашвальт таскал меч с собой.
Причин Базз не видел.
Но планировал выяснить.
Часть 3
Комендант выдал зимнюю форму, обязал брать в столовой двойную порцию вплоть до конца календарного года и прозрачно намекнул на внимание, проявленное личным адъютантом Наследника к его персоне.
— Не добил, вот и примеривается, — хмыкнул Базз. Престарелый военный пожевал залихватскими седыми усами и посоветовал не нарываться на неприятности... А то господин лейтенант любит долги припоминать в неподходящий момент.
Любит припоминать? Это-то не новость. Паскудность натуры лейтенанта Хьюберта вообще не новость. Базз хохотнул, затем привычно, выпучив глаза, и глядя выше головы старика, выпалил: "Буду стараться, господин комендант" и отбыл восвояси.
Хашвальт больше не скрывался. Гордым лебедем шествовал через толпу курсантов, не соизволяя даже голову повернуть на приветствия, проходил мимо.
— Смотри башку не сверни — смазливую мордашку при падении попортишь, так тебя твой адъютант любить не будет! — крикнул однажды Базз в прямую спину и очень быстро поплатился. Острое навершие рукояти впечаталось в подбородок, а пол — в задницу. Хашвальт стоял очень близко. Меч был полувыдвинут из ножен. Двигался Хашвальт теперь быстрее, чем даже летела стрела.
— Так что, Юго, вытащи меч — символично будет! Последний Блэк зарублен собственным родовым мечом, — прошипел Базз, глядя снизу вверх и сглатывая кровь из прокушенного языка.
— Много чести слабаку, — бросил тот. Злополучный меч с лязгом вернулся в ножны.
— Разумеется, я же не твой любезный Император, которого ты старательно делаешь сильнее... Чтоб не подох? А то я...
Договорить он не успел. С непроницаемым выражением лица Хашвальт метко пнул его ногой в солнечное сплетение. Базз охнул, но даже опомниться не успел, когда неожиданно тяжелая рука легла на грудь, придавливая спину к камню, а светлая отросшая прядь, упавшая с плеча Хашвальта, прошлась по щеке.
— Придержи язык, Базз — ниже грудной клетки вдруг стало тепло и легко, как будто не туда только что ударили со всей силы. — Иначе мне придется вспомнить свое обещание и раскрыть твою личность руководству Академии.
И снова ушел, не оглядываясь, оставив Базза ловить воздух ртом. Не забыл. Просто не сделал. Причины? Их нет.
Тренировки — до седьмого пота. Сон — ровно столько, чтобы восстановиться, только когда ноги уже не держат, а глаза не видят.
За окнами вилась вьюга, жадными клыками вгрызаясь в стены замка. Плесень не промерзла, но покрылась слоем подлого тощего ледка, норовившего облезть прямо под ногой, обнажив свое черное скользкое нутро. Как Хашвальт, думал Базз, разглядевший как-то раз то, что его столь нагло уронило.
Юго он его старался больше не звать – много чести предателю.
***
Осознавшие, что в замке проживает еще и наследник Императора, курсанты догадались сложить два и два. Особо упорные математики до сих пор силились добыть нос из черепа. Свое прошлое Базз не раскрывал. Ходили упорные слухи о подпольной оппозиции. Площадь с завидным постоянством украшалась головами ее предполагаемых членов. На сам факт декапитации Базз-Би забил бы, но то, что его сделают если не флагманом оппозиции, то шпионом, или обяжут еще какой-нибудь бесполезной должностью, его бесило неимоверно.
Весна обрушилась на Академию мельничным жерновом, сделав стены мокрыми, полы и курсантов — грязными. Преподавателей — въедливыми, как та плесень. Смотры начались заново. С последнего курса пропало несколько человек. Просто раз — и исчезли. Руководство молчало, как дохлая рыба. Дурной запашок слухов полз, множился, становясь вонючей клоакой.
Он не спрашивал — ему не говорили. От него держались подальше.
«Вы знаете Бешеного? Ну, тот пацан с красными волосами и смешной прической. Дятел такой...» Его ставили в пример. В обоих смыслах. Чаще — в плохом.
Ответ на вопрос о мотивах Хашвальта не стал ближе. Баззу самому порой становилось непонятно, зачем он с упорством барана бодается в закрытую дверь – нравится натыкаться на пустое место там, где только что стоял Принц Света?
Хашвальт, впрочем, надолго в Академии не задержался,— еще когда задули февральские ветра, приносящие промозглую сырость и запах соли с моря, он взмахнул дурацким светлым хвостом и канул, как в воду. Спрашивать Базз не стал — не у кого.
Ожидание кончилось в апреле.
Однажды, входя в корпус после очередного этапа письменного среза, Базз замер, чувствуя, как внутри вскипает обжигающая ярость. Давешний лейтенант, адъютант Хашвальта, лениво развалился на ступеньках лестницы и смотрел точно на него. Щиколотка одной ноги мрази покоилась на колене другой. Поверх – узкий меч.
— Сбылась и твоя мечта, невоспитанная обезьяна, — злорадный голос отражался от стен холла, гулко и хлестко. — Сегодня тебя пожелал видеть Его Величество.
Вместо ответа Базз, не раздумывая, призвал арбалет и выпустил стрелу, делая шаг к выродку. Мечта вдруг и правда показалась сбывшейся – теперь никакой Юго не помешает вырвать этому отморозку сердце.
***
— Сын мой, — Его величество был спокоен, как и, впрочем, всегда. — Можешь ли ты ответить мне на один вопрос?
— Спрашивайте, Ваше Величество, — в Хашвальте боролись недоумение и мерзкое маленькое чувство досады. Он знал, что интересует Императора. Надежда утаить эту иголку в стоге сена была столь же ребяческой, как попытки Базза вывести его из себя.
За окнами снова лил дождь. Мартовская распутица принесла даже в Силберн свои следы – грязные и хрусткие от песка лужи.
— Среди всех, кого ты прислал из Академии, я не досчитался одного имени. Отчего?
— Какого имени? — Хашвальт устало доигрывал роль примерного сына и примерного идиота.
— Где же твой друг? Мне казалось, его имя должно быть первым в этом списке, — Хашвальт понимал, что Император только кажется спокойным и расслабленным. Прикрытые глаза делали его обычным человеком.
— Базз-Би непригоден для несения службы в отряде Штернриттеров, — в голосе, прозвучавшем укоризненно, прятался слабый и подлый страх, недостойный капитана Специальной Армии.
Не успел. Не уделил должного внимания. Подлой твари Хьюберту и не уделил. Проморгал его за той кучей дел, что свалилась на него. А вот сам Хьюберт не моргал, он под носом у него быстро обляпал поручение Императора, о котором Хашвальт только догадывался, рассматривая последние списки успеваемости. Базз, похоже, действительно был носителем гениальности. Сделать то, что лишь в теории знали старшие товарищи – продержать Рансотенгай дольше часа с переломанными ногами. Освоенный Дождь света… Хиренкяку на уровне магистра.
Юграм быстро просчитал варианты. Если Базза еще не привезли в резиденцию Его Величества, то это всего лишь вопрос времени. Связанного и с кляпом во рту, обтирающего формой пол открытой повозки, или волочащегося за лошадью по грязи, со связанными руками — с Хьюберта станется привезти нахального мальчишку Блэка и таким способом. Сам Базз не пойдет — однозначно. Характер не позволит склониться перед слугой кровника.
— Его называли гением из лести? — Император приподнял брови.
— Вы непоследовательны, Ваше Величество. При нашей первой встрече вы сказали, что вся его гениальность происходит из моего хорошего отношения к нему.
— А разве что-то изменилось? Сын мой, я не люблю склоки, и Штернриттеры должно стать семьей, в которой им не будет места. Семьей, которую не разобьет ничто, скрепленной не только моей кровью, но и иными узами.
Хашвальт смотрел в пол, считая планки паркета под ногами. Слабак. Слабаком был он сам. Ничего не мешало ему убить Базза. Тогда — воистину! — их связывала бы только память. Теперь не только Хашвальт, но и сам Базз станет сосудом на ниточке, питающим бездонную бочку, готовую всосать в себя весь мир с кровью и силой из единственного страха — стать снова немым камнем, без слез, слов и без мыслей.
— Я не вижу причин, чтобы твоей старой семье не стать частью твоей новой семьи. Я пригласил его сегодня к нам.
Хашвальт сжал зубы и медленно досчитал про себя до десяти.
— Тогда зачем вам мое мнение по этому вопросу, если вы уже все решили? — спокойствие давалось с трудом. Перед глазами от сдерживаемого отчаяния летали черные мушки.
— Будущее менять бесполезно. Его творят сильные желания настоящего. Тебе ли не знать, что сила твоего желания защищать привела его в столицу. А сила его желания меня убить привела тебя ко мне.
— Мы встретились бы так или иначе, Ваше Величество, — закрыть глаза, не смотреть на калейдоскоп деревяшек. Не смотреть. Картина мира с противным треском рвущейся ткани расползалась. Под нею, не слишком чистой, но привычной и гладкой, разверзлась бездна. Голодная, зубастая, черная. Глядящая на него тысячами глаз, не дающая скрыться ни на мгновение.
— Намного раньше, если бы старый дурень Блэк не цеплялся за тот бред, что он отвечает за каждого из своих людей. Его упорство дало мне еще одну деталь для нашей победы – его сына, — вкрадчивые слова просачивались в череп, минуя уши.
Хашвальт сильнее сжал веки. Сердце глухо ухнуло в клубящуюся под ногами тьму. Из-за него умерли люди? Это из-за него Базз-Би лишился семьи и дома? Из-за него еще очень много людей умрет. И нелюдей. Только эти жизни не поменяешь на одну его жизнь. Умрет он — и через двести лет родится новый ребенок, умеющий отдавать. И так будет вечность, пока не умрет сам Император Яхве... А может, так было всегда. Они будут рождаться — и умирать. Их будут убивать, выбраковывать. Мальчиков и девочек, маленьких и наивных, их будут убивать их собственные родители, не подозревая, не помня, за что на самом деле казнят своих сыновей и дочерей. Вся история квинси плывет по морю из крови. Гребцы погружают побуревшие лопасти весел в алую вязкую жидкость, не зная, что за каждый рывок платят ребенком своего народа. Не чувствуя, что рукояти весел сплошь в острых лезвиях, и не зная, что кровь с рук не смоешь уже ничем.
— ... Когда смотришь настолько вглубь, — не акцентируйся на каждом лице, — голос Императора пробился через жуткую вязь образов, встававших перед внутренним взором. — Ты еще не готов к полной картине, которая встанет перед тобою.
Под щекой были волосы. На волосах было красное. В носу противно хлюпало. Он моргнул. Попытался встать.
— Не мельтеши, я уже вызвал твоего адъютанта и врача. Кто бы мог подумать, что ты настолько близок мне по силе?..
— Не стоит заботы, Ваше Величество, — проговорил Хашвальт, глядя в пространство пустыми взглядом.
***
— Запомни этот момент, макака неотесанная, — ботинок, окованный сталью, впечатался под ребра за мгновение до выстрела. Прошило аж до позвоночника. Кровь из рассеченной брови лилась сплошным потоком, пятная ворот. Господин лейтенант знал, куда бить. — Сейчас тебя учит уму-разуму целый Штернриттер.
Базз отлетел к стене, почувствовал, как под позвоночником подло схрупало. Стены в их с Юго лачуге были примерно того же качества, что и эта штукатурка. Хребет у Базз-Би был явно прочнее.
— Выкуси, мразь, — меч чиркнул по камню ровно там, где только что была красноволосая голова — самого Базза там больше не было. Перекат, шаг в хиренкяку, принять меч на приклад, хлестко съездить по холеной роже кулаком.
Хьюберт сплюнул кровью, с ненавистью посмотрел прямо в прищуренные глаза Базз-Би. Его фуражка была потеряна в первый же момент, пробитая святой стрелой, челка растрепалась.
— Думаешь, и сейчас тебя прибежит спасать твой Юго?
В глазах потемнело. Слова резанули до крови. Неожиданно они пробили то, что сдерживало, велело не убивать, бить, но не всерьез.
— Убью, — с губ сорвалось рычание цепного волкодава.
Думать? Это как? Это не сейчас.
Стрелы сыпались градом. Запах собственной крови заводил сильнее алкоголя. Базз бил всерьез. Он больше не рассуждал. Убить. Уничтожить. Повесить на его собственных кишках. Ненависть вырывалась хрипом на рывках.
— Ты не его, случайно, этой смешной стрелялкой защищать собрался? Тогда ему не прожить долго, — шаги легки, точно в танце. Холл покрылся рытвинами и осколками плесневелой штукатурки. В руках бился, точно сердце, арбалет. Ладони словно приросли к нему. Вплавились в деревянную рукоять. Базз чувствовал, как жар сползает от локтей в ладони. Яростный, оголтелый, голодный. В какой-то момент он понял осколком сознания, что противник открыт.
- Есть!
Шаг в хиренкяку, к черту арбалет — переломить тонкую шею рукой так заманчиво, ухватить и только тогда почувствовать запах...
— Стоять, — острие Святой Стрелы уперлось в нижнюю челюсть. — Или ты покойник, макака. Руку убери с моей шеи, – голос Хьюберта похож на хрип, но пальцы крепко сжали беззащитное горло.
Реяцу больше не давила на плечи, она проникала в тело, наполняя его звонкой дурной силой, шумела в голове листвой в бурю, шептала в ушах.
— Давай, дубина, тебя не учили, что старших по званию надо слушаться, курсант?..
— Иди на хуй, гнида, — прошипел Базз, чувствуя, что то жжение в ладонях, что заставило его забыть об арбалете, уходит. Он чувствовал запах паленой ткани и чуть-чуть кожи, идущий от шеи противника. Слабый, сладковатый, жирный, как от мяса на углях.
— Непременно, — лейтенант улыбался. — Руку, курсант Блэк!
Базз нехотя отпустил. Хьюберт потер те лохмотья, что остались от ворота, коснулся ожога, цокнул языком.
— Вяжите, — сказал он, и мир вокруг Базз-Би вдруг померк.
Хашвальт сморгнул. Видение было такое четкое и яркое, что даже запах горелой плоти ощущался. Он больше не сомневался, что эти видения — та реальность, в которой он не участвовал.
Их было не много с того дня. О мелочах. Если о людях – то о Базз-Би. Император сказал, что это нормально. Первые образы будут о том, что близко, или о том, что заботит. Хашвальт смирился. Видение кончилось, оставив по себе ломкое чувство досады. То, что казалось незыблемым, в очередной раз продемонстрировало прочность мыльного пузыря.
Автор: Фейчё
Бета: Последний квинси, Доктор Айзен
Размер: миди, 10264 слова
Пейринг/Персонажи: Базз-Би, Юграм Хашвальт, Хьюберт, Яхве
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13
ДругПролог
За тысячу лет можно научиться многому.
Можно переиграть Цан Ду в го, попутно выяснив — ой, удивил! — что играешь агрессивным стилем. Можно перепортить всех доступных девчонок. Недоступных — тоже, но чуть позже. Можно в какой-то момент достать тогда уже грандмастера до печенок и получить нежный напутственный пинок под зад с требованием «не видеть твоей морды еще лет сто». За пресловутые сто лет поучаствовать во всех мимо пролетающих вооруженных конфликтах, о которых только удастся услышать, а, возвращаясь, бояться, что что-то пошло не так и ты ничего не найдешь там, куда шел.
Нашел. Явился. Доложился. Думаете, услышал хоть доброе слово?..
Ни од-но-го.
Единственное, что грело, так это вид ощутимо расслабившихся плеч Хашвальта и резкий, длинный, но тихий выдох, когда он ввалился в кабинет, распугав делегацию под дверями своим внешним видом.
Можно попытаться спиться — без особого, впрочем, результата. Огненный шрифт трескал этиловый — а временами и метиловый, — спирт, как воду. Чтобы стать алкоголиком, Базз-Би нужно было быть очень богатым человеком. А им он не был.
Можно изучить архивы всех великих семейств квинси, до которых дотянутся руки. И чуть не пожертвовать оными руками, а заодно и головой, в попытке освоить некоторые вещи из описанного.
Можно пытаться вывести Хашвальта на поединок. Не мытьем, так катаньем. Безуспешно и бессмысленно.
Да много чего можно...
Нельзя — только две вещи. Задавать Юграму Хашвальту вопросы о мотивах его поступков и забывать, как оригинально он умеет эти мотивы демонстрировать.
Базз-Би, может, и забыл бы свое первое знакомство с этим свойством натуры Хашвальта, но проживание в одном замке не располагает к столь обширному склерозу.
Часть 1
"Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, но покойников мы бережем".
Кто-то рвал струны и душу, горланя под гитару. Черт его знает, чем именно певец вдохновился на эту песенку о райских яблочках — то ли предвоенными настроениями, то ли зелеными кислыми яблоками, которыми облагодетельствовала сегодня столовка. Базз сплюнул косточку в сырую от дождя траву.
Осенью зарядило. Мелкий паскудный дождь сыпался с неба, точно заведенный. Промозглая сырость прокрадывалась везде, оставляя конденсат на окнах, сырые потеки на стенах у стыков плит, зеленоватые борозды плесени.
Хвостик отправился вслед за костями.
За последний год, что Базз провел в Императорской Академии, он уже отчаялся найти след этого белобрысого засранца. Ночами ему упорно снился тот проклятущий день, когда они напоролись на Императора. Выражение прозрачно-голубых глаз и то, как разом переменился Юго, когда рука этого выродка легла на его плечо. Базз-Би тогда чуть не вырвало от омерзения. Ну, или он заставил себя поверить, что было ему мерзко, а не страшно до трясучки в поджилках.
Прошло два гребучих года. Он брался за любую работу, которая случалась по дороге, ловил любое упоминание об Императоре, толкался на базарах, вылавливая сплетни.
"Ах, у Императора наследник!.. Такой милый мальчик!.. Глазки, что небо весеннее, волосики — чистое золото!.. Ах, просто душка!.."
Базз кривился. Бабы — дуры. Душка, блять... Знали бы вы, как эта "душка" простывает при первом же заморозке, кашляя на милю окрест. А как эта "душка" машет полуторником!.. Ууу, да ваши малохольные сынки бы сожрали свои дырявые подметки, увидев это! Базз, помнится, тоже грозился сожрать, когда Юго его впервые положил на лопатки. Ни способностей, ни лука, ни духовной силы... Вот только Базз, наделенный всем этим, пересчитал ребрами все камешки и торчащие корни дерева, о которое остановился. Он был горд. Неимоверно. Точно не Юго его разделал под орех, а ровно наоборот. Тот тоже был горд.
На этом моменте размышлений Базз ощутил кислую злую горечь.
Он был в бешенстве. Готов был рвать и метать. Готов был убивать. А лежал рожей в грязь, под трусливые смешки деревенщины и этого ублюдка на лошади — как его там?.. Он лежал мордой в грязь, а Юго — его Юго! Его! — стоял и смотрел своими кукольными глазенками, как баран, на злобную усатую тварь, назвавшуюся Императором.
— Без него ты — ничто.
О, этот момент можно было не оспаривать. Ничто. Не человек. Так, половинка. Половина человека.
За те годы, что они жили бок о бок, Базз привык считать Юго неотъемлемой частью себя. Другом, братом – черт, да какая разница?!.. Семьёй!
Прошло два года. Год из них — как попало, где попало. Ел, что давали. Спал, где позволяли. Искал — как собака. Любой след, любая нитка информации. Обрывок газеты, подобранный им у портового кабака, завершил эти поиски. Как гильотиной перекусил. "Наследник Его Императорского Величества приступил к обучению в Академии".
Приняли — на общих основаниях. Сунули комплект черно-белой формы с латунными пуговицами, пару сапог — гуляй, курсант, учись, отрабатывай кровь, что в тебя вложена.
Базз из кожи вон лез, пытаясь показать, что он чего-то стоит.
Думал, поймал?..
Выкуси.
Юго и тут как в воду канул. «Наследник? Какой наследник? Мы тут все наследники, все чистокровные. Тебе которого? Черненького, русенького, рыженького?.. Ах, беленького?.. Ах, Юго?.. Не, не слышали, а тебе зачем?»
Он поднялся из-под колонны и зашагал под дождем мимо стены белокаменной крепости, похожей на кусок сыра с плесенью. Только плесень была не снаружи, а изнутри. За шиворот тут же закапало. Хотелось тишины.
На плацу, под дождем, какие-то старшие курсанты гоняли мяч. Базз хмыкнул, наподдал камень. Камень шлепнулся в яму, наполненную водой. Военная академия под патронажем Императора. Проверки каждую неделю — все курсанты строятся на гребаном плацу и мокнут, как распоследние придурки. Думаете, Юго хоть раз засветился?..
Ни-хре-на.
На летящий в лицо мяч Базз среагировал в последний момент. Арбалет сам собою толкнулся в ладонь, а палец нажал на курок уже совершенно на автомате. Святая стрела с низким гудением пронеслась сквозь мяч, разорвав его в мелкие клочки, осыпавшиеся в траву опаленными лохмотьями, и унеслась в направлении здания Академии. Только деревья качнулись, да со счастливым звоном разлетелось какое-то окно на этаже старшего командного состава.
Базз выругался. Сплюнул в мокрую траву, убрал оружие. Сердце бешено колотилось. Совсем нервы ни к черту — пушкой по воробьям начал долбать.
Чертов Юго. Отчего-то привычное проклятие не принесло удовлетворения.
Может, оттого, что в вынесенном к чертовой матери оконном проёме замаячила светловолосая фигура, которую Базз не опознал бы, только если бы его порезали на куски и скинули в реку.
Юго.
***
— И долго вы собираетесь продолжать этот фарс? Мне казалось, вы хотели учиться на общих основаниях... Я ошибался, господин наследник? — Хьюберт с интересом приподнял бровь, разглядывая Хашвальта, читающего очередную ведомость по зачисленным студентам.
— Вы не вовремя, лейтенант, — заметил Хашвальт, перевернув страницу и устремив взгляд в окно.
— Или, может, — Хашвальт дернулся, почувствовав, как чужие пальцы потянули за прядь волос. — Наследник боится встречаться с неким рыжим курсантом, откликающимся на собачью кличку?
Хашвальт закрыл глаза и расслабил пальцы, сжавшие слишком сильно злополучный документ. Это замечание было лишним. Совсем. Последнее, о чем следовало упоминать Хьюберту, это о Базз-Би. Эта правда не нравилась ему так же, как — он прекрасно знал — Баззу не нравилось то, что его избегают. Но, в любом случае, касаться этой темы лейтенанту Хьюберту, приставленному к наследнику Его Величеством для "осуществления всесторонней помощи", не стоило.
— Если вы не уберете руки, — ровно проговорил Хашвальт, — мне придется их сломать. Не думаю, что это именно та цель, которую вы преследуете, лейтенант.
— Ну что вы, Ваше Высочество, — голос казался чуть недовольным, но не расстроенным. Хашвальт привычно погасил порыв развернуться и ударить — не подобает. — Я и в мыслях не держал оскорбить Вас.
Хашвальт прикрыл глаза — голос "помощника", а правильнее сказать, соглядатая, заставлял ныть висок и сжиматься желудок. Он понимал, что убить эту тварь, навязанную Его Величеством в личные адъютанты, не получится. Но хотелось.
Дождь лил вторую неделю. Тучи упорно висели над столицей, темное свинцовое небо, казалось, намеревалось устроить новый Великий потоп.
Хашвальт не слушал, что вещает его помощник и заместитель. Не было сомнений, что он продолжит свои попытки вывести его из себя. Продавить на слабость, проверить на личную лояльность. Следовало признать: большой удачей было, что в момент, когда Хашвальт увидел в списке кандидатов на вступление в Академию имя Базз-Би, он был один. Этого позора ему бы пережить не удалось, учитывая, что Император решил подвергнуть его такой проверке. Место, которое он занимает в планах своего благодетеля, Хашвальт представлял себе смутно, но даже по самым примерным прикидкам оно было слишком значительно. Это пугало. Поднимал голову старый страх: неужели все эти надежды на такое ничтожество, как он, которое не может ничего?.. Хашвальт загонял этот страх поглубже — прозорливость его "второй половины" порой вызывала оторопь.
Видеть же Базз-Би было просто невыносимо. Хотелось подойти, засветить ему в глаз, встряхнуть за шиворот и заорать, глядя в зеленые наглые глаза: "Убирайся, придурок!! Беги отсюда, пока это проклятое место не скроется за горизонтом, и не останавливайся, пока на вопрос, кто такой Яхве, тебе будут продолжать отвечать!!!"
Его не остановило бы даже крушение образа непрошибаемого «принца света». Только вот Базз все равно не будет слушать и в глаз получит уже сам Хашвальт. И не сказать, что просто так, но короткое "так было надо" не умерит пыл сердитого мальчика со смешным красным вихром. Или уже не мальчика?..
Хашвальт не знал, каким стал Базз-Би. Не представлял его в форме, не представлял его на три года старше, хотя иногда пытался. Может, именно поэтому ему удавалось избегать встреч: он усиливал внимание, проходя мимо остальных курсантов, чтобы не пропустить важное.
Хашвальт бросил взгляд в бумаги. Те лежали прихотливым пасьянсом, шансы собрать который стремились к нулю. А собрать было нужно. Ведь причиной сидеть в этом сыром и плесневелом замке являлось отнюдь не только его, Хашвальта, командовавшего отрядом элитных войск, Штернриттеров, обучение у лучших учителей. Новый корпус требовал новых людей. Звездные Рыцари на дороге не валяются, ими не рождаются. Их выращивают из наиболее подходящих. Трудолюбиво, как пчела носит мед.
Пока что меда было негусто. Хорошие офицеры старшего и среднего звена — в перспективе. Некоторое количество пушечного мяса. Звезд — не было.
... Тишина висела уже некоторое время как. Хашвальт заметил ее только сейчас и, с мгновенно плеснувшей паникой, перевел глаза на Хьюберта. Тот ответил выжидательным взором. Спросил что-то и ждал ответа. Наскоро прокрутив то, что ему пытались влить в уши, он сдвинул брови. Кто бы сомневался.
— Если вы имеете сомнения в моем состоянии, можете обратиться к моему лечащему врачу за отчетом. Но если вы ставите под сомнение мою пригодность, потребуйте отчета у Его Величества. Думаю, отсутствие чувства самосохранения позволит вам, лейтенант, еще и не такое...
И тут все смешалось. Грохнуло, звякнуло, с треском и звоном взорвался оконный переплет, Хьюберт бросился к нему, отталкивая в сторону простенка между окнами. В его руке был короткий стальной лук. Сквозь спутавшиеся пряди Хашвальт наблюдал за тем, как тот осматривает окрестности над стрелой и отстраненно понимал, что вся ценность мечника в бою со стрелком-квинси — это ценность мишени. Покушались на него впервые. И это было... Беспомощно.
— Я его!.. — выдохнул Хьюберт, скрывая оружие. Тирада, которая следовала дальше, не вязалась с лощеным Хьюбертом настолько, что Хашвальт пришел в себя. Рывком поднявшись, он подошел к окну. За спиной простучали шаги и хлопнула дверь. Около плаца маячил алый даже в мутном свете дождливого дня упрямый хохол. Хашвальт подавил порыв спрятаться обратно. Даже с этого расстояния он видел, куда смотрит Базз. Он видел, как падает дождь и смотрел, видя и не видя.
Юграм Хашвальт смотрел на своего друга, а на землю падал дождь. В воздухе висела холодная водяная пыль. В нос бил острый терпкий запах наступающей осени. К Базз-Би подбежала темноволосая фигура в белом, отвесила подзатыльник, ухватила за шиворот и швырнула вперед, так, что тот упал на колени. Базз не сводил с него пылающего взгляда, точно не замечая долетающих даже сюда криков. Снова, как тогда.
В душе Хашвальта что-то оборвалось: два года представлять новую встречу — ради этого?.. Перед глазами, как наяву, встала картина алого на белом — алые волосы и кровь, белая форма и мрамор, в нос ударил запах гари и железа. Рука сама потянулась к мечу, рукоять, которого несла на себе медальон с сакраментальным "B". К мечу, который на перевязи висел на спинке его кресла. Схватив оружие, он опрометью бросился вон. Мелькали удивленные лица курсантов, лестницы, старший преподающий состав. Хашвальт не видел этого. Сердце подпрыгивало к горлу комом злых слез. Картина перед глазами не уходила.
Картина, похожая на злобный фарс.
***
— Что б ты сдох, гнида! — сплюнул Базз-Би, глядя в глаза твари с лейтенантскими нашивками, тычущей ему в нос стрелой. Святой, мать ее, стрелой. Которой убивают, мать их, пустых.
Сегодня он за пустого.
Стрела чуть подергивалась, тварь улыбалась. В отдалении стояли набежавшие на бесплатный цирк курсанты. И в эту секунду Базз-Би хотелось одного — чтобы Юграм, мать его, Хашвальт никогда не узнал, что эта херня случилась с его безмозглым другом, а не вылетал из толпы, как пресловутая святая стрела, сверкая серыми от дождя глазищами, расхристанный, точно бежал сюда со всех ног.
***
Хашвальт влетел в толпу и, только проталкиваясь, осознал, как он выглядит после этого забега. Наследник Императора. Смешно. Однако исправлять что-либо просто нет времени. Главное — он успел.
— Лейтенант Хьюберт! — в голосе звякнула сталь. — Опустите оружие. Это всего лишь курсант. Думаю, — он не смотрел – не смотрел! — на Базз-Би, — за подобное достаточно карцера, а не смертной казни без трибунала.
Острие стрелы дрогнуло перед носом Базз-Би. Чуть оцарапало и немного ожгло кожу. Но последнее — иллюзия, созданная глазами, видящими нечто светящееся в непосредственной близости. Медленно, очень медленно, точно через силу, рука Хьюберта опустилась.
— Как прикажете, Ваше Высочество, — в голосе Хьюберта звучала усмешка. — Если вам так дорога жизнь этого щенка — он ваш. — Он тут же развернулся к затаившимся зрителям и вскинул бровь:
— Заняться нечем? — тех сдуло, точно опавшие листья порывом ветра.
— Я тебя помню, тварь, — Хашвальт видел, что Базз-Би готов кинуться на глядящего прямо ему в глаза Хьюберта, — Ты чертовски хорошо смотрелся в грязи на той дороге, под копытами лошади Его Величества. С удовольствием верну тебя туда. Хорошего дня... Ваше Высочество, — Хьюберт одарил Хашвальта лучезарной улыбкой и удалился походкой счастливого человека, который делает все правильно.
Дождь прекратился, но туман все еще не рассеялся.
***
— Сука, Юго, какого черта?.. — Хашвальт все так же старательно не смотрел на Базз-Би. Того это не остановило — он вскочил, пружинно-порывисто — адреналин явно требовал выхода — подошел вплотную: — И ради этого ты тогда ушел с этим усатым ублюдком? Чтобы вращаться в обществе такого дерьма?.. Блять, да эта крыса тебя подставит, дай только повод! Или ты просто струсил, а, Юго?! Струсил, что если ты не пойдешь, нас прямо там нашинкуют?!.. Смерти испугался и пошел за этим?!
Хашвальт молчал. Все слова, которые хотелось бы сказать, гвоздем забил комок обиды. Пустое и холодное знание прорастало внутри: Базз не поймет. Или не примет. Того, что единственный страх, который испытал Юго три года назад, был — за него, Базза. Такого же, как он сам, мальчишку, только не нужного никому, даже самому себе. Постыдный страх за единственного друга.
— Мне нечего тебе сказать, — слова падали холодными камешками гальки. Такие же меленькие, такие же острые, такие же бессмысленные. — Будь любезен научиться выживать самостоятельно, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью. Или уходи.
— Что?.. — изумленный Базз был смешным. Как в детстве. Только ответов он не дождется. Ему они не нужны. Хашвальт не улыбался. Он принял для себя простую вещь: не обязательно говорить, если что-то делаешь, если ты веришь, что все делаешь правильно. Рано или поздно все встанет на свои места, как вот сейчас.
Туман незаметно таял. В просветах седых клочковатых облаков проглядывало уже холодное синее небо.
С неба опускалась осень.
Ожидание закончилось.
Часть 2
... Было холодно. Ветер нес клочья облаков по линялому, почти зимнему небу. Только что кончился дождь. Щеки горели от унижения и не выплеснутой ярости. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Перед глазами стояла затянутая в белое спина Хашвальта. В ушах звучало презрительное " Будь любезен, научись выживать сам, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью ".
— И сколько же раз ты так сделал? А? А, главное, какой смертью? От валяния рожей в грязь я должен был подохнуть? Эй, Юго, я с тобой, блять, разговариваю! — крикнул он в удаляющуюся белую спину, чувствуя, как стремительно промерзает на холодном ветру.
Хашвальт обернулся. Окинул его ледяным — поднявшийся северяк рядом не дул, — взглядом и проговорил так, что начавшие было отходить от общения с Хьюбертом внутренности вновь смерзлись в ледяной ком:
— Трое суток карцера за неосторожное использование духовного оружия на территории Императорской Академии. Еще трое — за фамильярное обращение к вышестоящему по званию. А сейчас, курсант Блэк, извольте проследовать в больничное крыло за успокоительным и переодеться, иначе из карцера вы отправитесь лечить простуду.
— Я Базз-Би! Юго, блять, какое, нахрен, успокоительное?! — зуб на зуб уже попадал с трудом.
— Курсант Блэк!
— Базз-Би! — одно хорошо — холодно быть перестало. Сейчас Базз-Би был готов сгореть от плещущей через край ярости. Или что-нибудь поджечь ею. Или к чертовой матери убить подлую тварь, которая столько лет прикидывалась его другом. Но и то, и другое не представлялось возможным.
— Я исправлю ваши документы, — Хашвальт кивнул и удалился.
***
Это было сложно. Это было неприятно, точно он снова оставлял его там, в грязи на дороге. И это было необходимо.
Базз-Би излишне принципиален. А с его темпераментом принципиальность становится заряженным ружьем, висящим на стене — не знаешь, когда грохнет выстрел. Он бы готов к стреле в спину и был, пожалуй, неприятно удивлен, что ее не последовало.
В замке было сыро и холодно.
Поднявшись в свой рабочий кабинет, в разбитую раму которого теперь задувал ветер, Хашвальт, держа спину преувеличенно ровно, прошел к своему стулу и тяжело на него опустился.
Он смотрел на лист бумаги и не видел его. На листе дрожали строчки характеристики какого-то никчемного курсанта, который — скорее всего — ничего не добьется. Строчки позли, не задевая сознания, скрипя несмазанными гусеницами, поблескивали острыми масляными краями, перемалывали сами себя на буквы и звуки.
С Хьюбертом придется что-то делать. Конечно, не то, что порою хотелось — насыпать в чай яду, а в тарелку молотого стекла, да побольше, но придется держать его подальше от Базз-Би. Импульсивная необдуманность Базза приводила в отчаяние. Точно он не хочет понимать всю серьезность положения, в которое влип со всей дури. Порою, еще во времена лесного убежища, Хашвальта поражало, как неглупый и, порою, даже изощренно умный Базз ухитряется не замечать очевидных вещей. А потом со всей отчаянностью своего характера просто разрубает тот узел, в который завязал обстоятельства. В этом было что-то от ускользающей красоты, которую так ценили жители Востока. И от блаженности, которую почитали за доблесть христиане. Только вот Базз-Би не был ни жителем Востока, ни христианином. Базз-Би был квинси и сын своего отца-лорда, убитого Яхве. В сочетании с его характером это становилось катастрофическим фактором.
Пальцы озябли. Хашвальт отложил бумагу, понимая, что с работой на сегодня пора заканчивать — все равно не выйдет ничего толкового после подобного. И стоило бы позвать кого-нибудь отремонтировать окно. Некстати вспомнилось, что сегодня, как и вчера, как и позавчера, и третьего дня, и уже два года как, у него тренировка. С Хьюбертом. Который раз за разом раскатывал Хашвальта тонким слоем по тренировочному залу, сопровождая удары едкими замечаниями.
Однажды, развлечения ради, он выбил из его рук меч, потом, ухмыльнувшись, подал ему оружие рукоятью вперед и нежным голосом, каким к девушкам обращаются, пообещал:
— А сейчас, Ваше Высочество, я покажу вам разницу между нами, — и показал.
Это был тот самый случай, когда Хашвальт чуть не отхватил себе голову своим собственным мечом.
— Вот этим и отличается профессионал от любителя. И до профессионала вам, сопляку, еще далеко. Стрелы ловить на лету - одно. Но пока вы не научитесь определять движение противника по его глазам еще до замаха, о серьезном поединке речи не пойдет. Барахтанье щенка в луже. Уберите здесь... Ваше Высочество, — этой мало меняющейся фразой завершался почти каждый поединок.
И Хьюберт, вогнав тренировочную саблю в подставку, подхватывал свой собственный узкий прямой меч — он никогда не обнажал его при Хашвальте с того самого дня, заявляя, что многовато чести оборванцу подзаборному — и расслабленной походкой счастливой сволочи выходил вон, оставляя Хашвальта щуриться от заливающего глаза пота и кусать губы от боли и бессильной кислой ярости.
Утешало только то, что с каждым разом Хьюберту было все сложнее пробить его защиту или подловить на какую-нибудь очередную уловку.
Легок на помине. Хьюберт бы недоволен: хищно раздувались крылья тонкого носа, подрагивали острые брови, кривились уголки брезгливо поджатых губ. В руках он нес что-то длинное и белое.
— Собирайтесь. Или вы так и будете изображать из себя беспомощную жертву, которой некуда пойти, вот она и сидит у выбитого окна и жалко мерзнет? — он бросил прямо в лицо теплый плащ, Хашвальт постарался изящно вынуть подбитую мехом ткань из воздуха — как стрелу. Встал, натянул одежду. Хьюберт, похоже, всерьез нервничал, поскольку плащ был его — теплый, на песцовом меху, щегольский и несколько длинноватый.
— Пошевеливайтесь, Ваше Высочество. Или вы до сих пор не умеете контролировать свое поведение после стресса? Стыдно – вам людьми руководить.
Он жестко дернул Хашвальта за руки, отбрасывая их и сухими тонкими пальцами быстро застегнул пуговицы.
Осмотрел то, что получилось.
— Лицо! Сделайте милость, уберите это постное выражение с него подальше. Вам теперь скрываться от вашего бешеного пса нет причин, так что помните, кто вы. Иначе в следующий раз поутру я вас в кринолин запакую, а меч ваш запру под замок — смазливой девице холодная сталь не к лицу, да и в юбке фехтовать неудобно.
— Вы не посмеете, — спокойно заметил Хашвальт, тем не менее, натягивая маску холодного равнодушия. — Тогда наше пребывание здесь лишится вообще какого-либо смысла. И не спасет вас от смерти.
— Верно. Думать уже умеете... Но плохо и некачественно, — хмыкнул тот, выталкивая его в неприметную дверь.
— Куда мы идем?
— На конюшню. Вас вызывает Его Величество. Повезло той бешеной шавке — у меня прямо сейчас на нее не будет ни малейшего времени. Жаль. Я бы им поразвлекся, — он прищелкнул языком, точно представив, как именно он бы это сделал, и Хашвальта передернуло от гадливости. Хьюберт умел быть на диво мерзким. Пожалуй, искупалось это только тем, что при упоминании Императора он тут же терял всякий интерес ко всему остальному. Безукоризненная внутренняя верность и даже подобострастность сделали его тем, кем он был – заместителем командующего Гвардии Его Императорского Величества, особо доверенным лицом и личным адъютантом его наследника, Юграма Хашвальта... Или — Хашвальта передернуло — второй половины Императора. Базз тут был лишним, как не крути. Спускаясь по лестнице и запрыгивая в седло, Хашвальт принял решение любыми путями удалить Базз-Би из Академии. Даже если придется пожертвовать расположением Императора и созданной репутацией.
***
Зима пришла в столицу незаметно. Тяжелым небом, дождем со снегом, почерневшими от холода деревьями, редким, далеким и блеклым солнцем в вымороженной вышине. Она подкралась ледяными щетками на печных трубах и скользким крыльцом казармы. Паром изо рта в лекционных коридорах и теплыми шинелями на плацу. Поздними морозными рассветами и кровавыми, как слезы зачумленных, закатами. Следом за дождями пришли морозы и, наконец, белые прозрачные снежинки, так похожие на кресты квинси, закружились в воздухе.
В тот вечер курсанты высыпали во двор. Они орали, носились наперегонки по свежей нетронутой белизне, хохотали и пускали сверкающие стрелы в затянутое тучами и подсвеченное недалекими городскими огнями низкое небо. Стрелы уходили ввысь, как люсткугели, шипя и взрываясь искристыми белоснежными в голубизну салютами.
Базз смотрел на это из окон больничного крыла, куда загремел с пневмонией после достопамятного карцера. Ему не было холодно тогда — ни в те дни в ледяном зарешеченном подвале, ни через неделю. Просто не покидало странное ощущение, что в груди сидит острый горячий ком, а у помещений какие-то странно смазанные углы. Есть не хотелось — ком не пропускал через себя ничего.
На восьмой день, когда углы пропали совсем, ком перестал пропускать даже воду, а он не сумел встать с постели, его сдали товарищи по казарме. По рассказам свидетелей, Базз матерился, поминая недобрым словом каких-то пророков, наследников, козлов в погонах, выродка-лейтенанта, усатых уродов, и звал какого-то Юго.
Особо злоязыких Базз уложил рядом с собою на узкую больничную койку, как только сумел встать на ноги. Сплюнув в выскобленный больничный пол, пообещал, что пока твари, смеющие высмеивать его, не перестанут любить сплетни и шуточки над своими товарищами, с которыми хлебать баланду еще неизвестно сколько лет, из этого помещения они не выйдут, а самые твердолобые отправятся в морг и получат самые роскошные похороны за счет короны, какие успели заслужить своим бессмысленным бытием. И, закашлявшись, сложился пополам, отхаркивая сгустки кровавых ошметков легких.
Товарищи заткнулись. Больше над ним не смеялись. История о паранойе, бешеном нраве и способности вывести из себя лейтенанта Хьюберта прочно заняла место в академическом фольклоре.
— Всем нам блага подай, да и много ли требовал благ я?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб...
Кто-то терзал гитару этажом выше. Базз решил, что отберет гитару и переломает певцу пальцы. Эта песня преследовала его, как проклятая. Яблоки в раю. Странные верования. В раю только, мать их, чертовы шинигами и их гребаные занпакто, в Раю – Король Душ и кварталы бедноты, проживающие годы в нищете и грязи. И они не стреляют. Никто. Только легче от того никому не станет. Делать свое дело они не хотят, зато трусливый статус-кво держать они горазды.
Его и застрелили. Почти.
У него был дом — он сгорел.
У него были отец, мать, и старшая сестра — от них остались только горелые кости и серебряные кресты. Даже личных могил от них не осталось.
У него было будущее — теперь у него только память о прошлом.
У него был друг — он ушел с тем, кто лишил его дома и заживо сжег его семью.
Осталась месть.
Предателю, который даже в глаза теперь не смотрит, выкормышу нелюди. Твари, которая в угоду своей гордыне и, как он слышал, страху, лишила его всего. Он станет сильным. Чудовищно сильным. Станет им близким. И убьет их обоих. И плевать, что потом останутся только головешки — зато от этих даже серебряных крестов не останется.
Базз яростно скручивал простыню в пальцах до тех пор, пока она не издала горестный треск. Сжал зубы, чтобы заглушить жжение в глазах. Зажмурился до сверкающих колесниц под веками, чтобы не смотреть, как толпа дебилов радуется первому настоящему снегу. Эка невидаль! В лесу снег выпадал в середине октября, сразу и по пояс. Пойдешь отлить — принесешь на конце кусок льда, да такой, что только молотком откалывать.
— Что б вы все сдохли, — шептали побелевшие губы. — Что б ты сдох, Юго, мразь...
Отец презирал предателей. Лютой ненавистью ненавидел.
— В бою твоя жизнь зависит не только от тебя, — говорил он. — Твоя жизнь зависит еще и от твоего товарища. Выбирай его так, чтобы потом под твоей лопаткой не торчал его нож.
Сейчас Базз понял, о чем идет речь. Нож под лопаткой — это такая херня, папа, ты бы знал! Ты умер, и все. А жить с пониманием, что единственное близкое существо от тебя отказалось, плюнув в душу, ускакало в лучшую и более сытую жизнь... Иногда было предельно жаль, что он сам в том огне не сгорел. В воде не тонет, в огне не горит — что это? Правильно, Базз-Би. Как дерьмо, только чертов квинси.
— Курсант Базз-Би?
— Есть, — мрачно отрапортовал Базз, нехотя сползая с койки и вытягиваясь во фрунт – этому их научили быстро. Драить сапоги, шить воротнички, ладить портянки. И стоять, точно с жердью в заднице.
— С вещами на выход. Выписаны. Комендант вашего курса вас ожидает.
Не сдал. Не менял документы. С того идиотского дня прошло полтора месяца, угроза так и не была выполнена. Существовал, конечно, вариант, что все просто привыкли и теперь не хотят переучиваться обратно... Но тогда бы ему об этом сказали несколько раньше и не высокопарный, как престарелая светская шалава, доктор, а те же, кто еще не слишком давно припоминал ему содержание его бреда, приукрашивая домыслами и подъебами. Это было как минимум не в стиле Юго, у которого и в семь лет слова с делом не расходились.
— Слышал, кто его в карцер отправил?.. Сам наследник!..
— Врешь. Наследник — великий воин. А та красотка в штанах меч, может, и нацепила, но не уверен, что может хотя бы его вытащить, не говоря уже про взмахнуть.
"Уроды… Где б вы вякали, если бы ваши папаши не запродались выблядку с усами? Лучше бы вы помнили, за что я туда влетел", — думал Базз, шагая в направлении коменданта.
"Красотка", помнится, вломилась в толпу и явно готова была кого-нибудь порубать на бифштексы. И почему-то Базз-Би казалось, что не его, а эту слащавую падаль... Это было второй странностью. Что Хашвальту теперь-то за дело до нищего голодного прошлого в его лице? Третью странность Базз вспомнил лишь потом.
Меч.
Этот меч он узнал бы из тысячи.
Чертов меч его семьи.
На этом мече его предки клялись защищать землю и людей на ней. Базз не понимал, зачем в роду чистокровных квинси хранится меч, ведь всякий может создать оружие из реяцу. Но меч был. О нем существовало несколько легенд — все одинаково бредовые, — у него было несколько не вполне заурядных свойств — из области, не поддающейся влиянию владельца. Но на этом его магия и исчерпывалась. Хашвальт мог добыть себе какой угодно меч. Прямой, кривой, с волнушками, с усами, трофейную катану шинигами — любой. Тем не менее, он носил этот. С потертыми зеленоватыми шнурами на рукояти и двойной гардой. Аляповатый и неудобный. Тяжеленный, как грехи Уэко Мундо. Привычно нес его у бедра, точно так было всегда.
Если бы Базз оказался на месте Юго и желал бы забыть все, он избавился бы от клинка в первую очередь, и ничто не остановило бы. Хоть на развалины бы отнес и там воткнул — приходите, люди любые и берите, кто хотите.
Хашвальт таскал меч с собой.
Причин Базз не видел.
Но планировал выяснить.
Часть 3
Комендант выдал зимнюю форму, обязал брать в столовой двойную порцию вплоть до конца календарного года и прозрачно намекнул на внимание, проявленное личным адъютантом Наследника к его персоне.
— Не добил, вот и примеривается, — хмыкнул Базз. Престарелый военный пожевал залихватскими седыми усами и посоветовал не нарываться на неприятности... А то господин лейтенант любит долги припоминать в неподходящий момент.
Любит припоминать? Это-то не новость. Паскудность натуры лейтенанта Хьюберта вообще не новость. Базз хохотнул, затем привычно, выпучив глаза, и глядя выше головы старика, выпалил: "Буду стараться, господин комендант" и отбыл восвояси.
Хашвальт больше не скрывался. Гордым лебедем шествовал через толпу курсантов, не соизволяя даже голову повернуть на приветствия, проходил мимо.
— Смотри башку не сверни — смазливую мордашку при падении попортишь, так тебя твой адъютант любить не будет! — крикнул однажды Базз в прямую спину и очень быстро поплатился. Острое навершие рукояти впечаталось в подбородок, а пол — в задницу. Хашвальт стоял очень близко. Меч был полувыдвинут из ножен. Двигался Хашвальт теперь быстрее, чем даже летела стрела.
— Так что, Юго, вытащи меч — символично будет! Последний Блэк зарублен собственным родовым мечом, — прошипел Базз, глядя снизу вверх и сглатывая кровь из прокушенного языка.
— Много чести слабаку, — бросил тот. Злополучный меч с лязгом вернулся в ножны.
— Разумеется, я же не твой любезный Император, которого ты старательно делаешь сильнее... Чтоб не подох? А то я...
Договорить он не успел. С непроницаемым выражением лица Хашвальт метко пнул его ногой в солнечное сплетение. Базз охнул, но даже опомниться не успел, когда неожиданно тяжелая рука легла на грудь, придавливая спину к камню, а светлая отросшая прядь, упавшая с плеча Хашвальта, прошлась по щеке.
— Придержи язык, Базз — ниже грудной клетки вдруг стало тепло и легко, как будто не туда только что ударили со всей силы. — Иначе мне придется вспомнить свое обещание и раскрыть твою личность руководству Академии.
И снова ушел, не оглядываясь, оставив Базза ловить воздух ртом. Не забыл. Просто не сделал. Причины? Их нет.
Тренировки — до седьмого пота. Сон — ровно столько, чтобы восстановиться, только когда ноги уже не держат, а глаза не видят.
За окнами вилась вьюга, жадными клыками вгрызаясь в стены замка. Плесень не промерзла, но покрылась слоем подлого тощего ледка, норовившего облезть прямо под ногой, обнажив свое черное скользкое нутро. Как Хашвальт, думал Базз, разглядевший как-то раз то, что его столь нагло уронило.
Юго он его старался больше не звать – много чести предателю.
***
Осознавшие, что в замке проживает еще и наследник Императора, курсанты догадались сложить два и два. Особо упорные математики до сих пор силились добыть нос из черепа. Свое прошлое Базз не раскрывал. Ходили упорные слухи о подпольной оппозиции. Площадь с завидным постоянством украшалась головами ее предполагаемых членов. На сам факт декапитации Базз-Би забил бы, но то, что его сделают если не флагманом оппозиции, то шпионом, или обяжут еще какой-нибудь бесполезной должностью, его бесило неимоверно.
Весна обрушилась на Академию мельничным жерновом, сделав стены мокрыми, полы и курсантов — грязными. Преподавателей — въедливыми, как та плесень. Смотры начались заново. С последнего курса пропало несколько человек. Просто раз — и исчезли. Руководство молчало, как дохлая рыба. Дурной запашок слухов полз, множился, становясь вонючей клоакой.
Он не спрашивал — ему не говорили. От него держались подальше.
«Вы знаете Бешеного? Ну, тот пацан с красными волосами и смешной прической. Дятел такой...» Его ставили в пример. В обоих смыслах. Чаще — в плохом.
Ответ на вопрос о мотивах Хашвальта не стал ближе. Баззу самому порой становилось непонятно, зачем он с упорством барана бодается в закрытую дверь – нравится натыкаться на пустое место там, где только что стоял Принц Света?
Хашвальт, впрочем, надолго в Академии не задержался,— еще когда задули февральские ветра, приносящие промозглую сырость и запах соли с моря, он взмахнул дурацким светлым хвостом и канул, как в воду. Спрашивать Базз не стал — не у кого.
Ожидание кончилось в апреле.
Однажды, входя в корпус после очередного этапа письменного среза, Базз замер, чувствуя, как внутри вскипает обжигающая ярость. Давешний лейтенант, адъютант Хашвальта, лениво развалился на ступеньках лестницы и смотрел точно на него. Щиколотка одной ноги мрази покоилась на колене другой. Поверх – узкий меч.
— Сбылась и твоя мечта, невоспитанная обезьяна, — злорадный голос отражался от стен холла, гулко и хлестко. — Сегодня тебя пожелал видеть Его Величество.
Вместо ответа Базз, не раздумывая, призвал арбалет и выпустил стрелу, делая шаг к выродку. Мечта вдруг и правда показалась сбывшейся – теперь никакой Юго не помешает вырвать этому отморозку сердце.
***
— Сын мой, — Его величество был спокоен, как и, впрочем, всегда. — Можешь ли ты ответить мне на один вопрос?
— Спрашивайте, Ваше Величество, — в Хашвальте боролись недоумение и мерзкое маленькое чувство досады. Он знал, что интересует Императора. Надежда утаить эту иголку в стоге сена была столь же ребяческой, как попытки Базза вывести его из себя.
За окнами снова лил дождь. Мартовская распутица принесла даже в Силберн свои следы – грязные и хрусткие от песка лужи.
— Среди всех, кого ты прислал из Академии, я не досчитался одного имени. Отчего?
— Какого имени? — Хашвальт устало доигрывал роль примерного сына и примерного идиота.
— Где же твой друг? Мне казалось, его имя должно быть первым в этом списке, — Хашвальт понимал, что Император только кажется спокойным и расслабленным. Прикрытые глаза делали его обычным человеком.
— Базз-Би непригоден для несения службы в отряде Штернриттеров, — в голосе, прозвучавшем укоризненно, прятался слабый и подлый страх, недостойный капитана Специальной Армии.
Не успел. Не уделил должного внимания. Подлой твари Хьюберту и не уделил. Проморгал его за той кучей дел, что свалилась на него. А вот сам Хьюберт не моргал, он под носом у него быстро обляпал поручение Императора, о котором Хашвальт только догадывался, рассматривая последние списки успеваемости. Базз, похоже, действительно был носителем гениальности. Сделать то, что лишь в теории знали старшие товарищи – продержать Рансотенгай дольше часа с переломанными ногами. Освоенный Дождь света… Хиренкяку на уровне магистра.
Юграм быстро просчитал варианты. Если Базза еще не привезли в резиденцию Его Величества, то это всего лишь вопрос времени. Связанного и с кляпом во рту, обтирающего формой пол открытой повозки, или волочащегося за лошадью по грязи, со связанными руками — с Хьюберта станется привезти нахального мальчишку Блэка и таким способом. Сам Базз не пойдет — однозначно. Характер не позволит склониться перед слугой кровника.
— Его называли гением из лести? — Император приподнял брови.
— Вы непоследовательны, Ваше Величество. При нашей первой встрече вы сказали, что вся его гениальность происходит из моего хорошего отношения к нему.
— А разве что-то изменилось? Сын мой, я не люблю склоки, и Штернриттеры должно стать семьей, в которой им не будет места. Семьей, которую не разобьет ничто, скрепленной не только моей кровью, но и иными узами.
Хашвальт смотрел в пол, считая планки паркета под ногами. Слабак. Слабаком был он сам. Ничего не мешало ему убить Базза. Тогда — воистину! — их связывала бы только память. Теперь не только Хашвальт, но и сам Базз станет сосудом на ниточке, питающим бездонную бочку, готовую всосать в себя весь мир с кровью и силой из единственного страха — стать снова немым камнем, без слез, слов и без мыслей.
— Я не вижу причин, чтобы твоей старой семье не стать частью твоей новой семьи. Я пригласил его сегодня к нам.
Хашвальт сжал зубы и медленно досчитал про себя до десяти.
— Тогда зачем вам мое мнение по этому вопросу, если вы уже все решили? — спокойствие давалось с трудом. Перед глазами от сдерживаемого отчаяния летали черные мушки.
— Будущее менять бесполезно. Его творят сильные желания настоящего. Тебе ли не знать, что сила твоего желания защищать привела его в столицу. А сила его желания меня убить привела тебя ко мне.
— Мы встретились бы так или иначе, Ваше Величество, — закрыть глаза, не смотреть на калейдоскоп деревяшек. Не смотреть. Картина мира с противным треском рвущейся ткани расползалась. Под нею, не слишком чистой, но привычной и гладкой, разверзлась бездна. Голодная, зубастая, черная. Глядящая на него тысячами глаз, не дающая скрыться ни на мгновение.
— Намного раньше, если бы старый дурень Блэк не цеплялся за тот бред, что он отвечает за каждого из своих людей. Его упорство дало мне еще одну деталь для нашей победы – его сына, — вкрадчивые слова просачивались в череп, минуя уши.
Хашвальт сильнее сжал веки. Сердце глухо ухнуло в клубящуюся под ногами тьму. Из-за него умерли люди? Это из-за него Базз-Би лишился семьи и дома? Из-за него еще очень много людей умрет. И нелюдей. Только эти жизни не поменяешь на одну его жизнь. Умрет он — и через двести лет родится новый ребенок, умеющий отдавать. И так будет вечность, пока не умрет сам Император Яхве... А может, так было всегда. Они будут рождаться — и умирать. Их будут убивать, выбраковывать. Мальчиков и девочек, маленьких и наивных, их будут убивать их собственные родители, не подозревая, не помня, за что на самом деле казнят своих сыновей и дочерей. Вся история квинси плывет по морю из крови. Гребцы погружают побуревшие лопасти весел в алую вязкую жидкость, не зная, что за каждый рывок платят ребенком своего народа. Не чувствуя, что рукояти весел сплошь в острых лезвиях, и не зная, что кровь с рук не смоешь уже ничем.
— ... Когда смотришь настолько вглубь, — не акцентируйся на каждом лице, — голос Императора пробился через жуткую вязь образов, встававших перед внутренним взором. — Ты еще не готов к полной картине, которая встанет перед тобою.
Под щекой были волосы. На волосах было красное. В носу противно хлюпало. Он моргнул. Попытался встать.
— Не мельтеши, я уже вызвал твоего адъютанта и врача. Кто бы мог подумать, что ты настолько близок мне по силе?..
— Не стоит заботы, Ваше Величество, — проговорил Хашвальт, глядя в пространство пустыми взглядом.
***
— Запомни этот момент, макака неотесанная, — ботинок, окованный сталью, впечатался под ребра за мгновение до выстрела. Прошило аж до позвоночника. Кровь из рассеченной брови лилась сплошным потоком, пятная ворот. Господин лейтенант знал, куда бить. — Сейчас тебя учит уму-разуму целый Штернриттер.
Базз отлетел к стене, почувствовал, как под позвоночником подло схрупало. Стены в их с Юго лачуге были примерно того же качества, что и эта штукатурка. Хребет у Базз-Би был явно прочнее.
— Выкуси, мразь, — меч чиркнул по камню ровно там, где только что была красноволосая голова — самого Базза там больше не было. Перекат, шаг в хиренкяку, принять меч на приклад, хлестко съездить по холеной роже кулаком.
Хьюберт сплюнул кровью, с ненавистью посмотрел прямо в прищуренные глаза Базз-Би. Его фуражка была потеряна в первый же момент, пробитая святой стрелой, челка растрепалась.
— Думаешь, и сейчас тебя прибежит спасать твой Юго?
В глазах потемнело. Слова резанули до крови. Неожиданно они пробили то, что сдерживало, велело не убивать, бить, но не всерьез.
— Убью, — с губ сорвалось рычание цепного волкодава.
Думать? Это как? Это не сейчас.
Стрелы сыпались градом. Запах собственной крови заводил сильнее алкоголя. Базз бил всерьез. Он больше не рассуждал. Убить. Уничтожить. Повесить на его собственных кишках. Ненависть вырывалась хрипом на рывках.
— Ты не его, случайно, этой смешной стрелялкой защищать собрался? Тогда ему не прожить долго, — шаги легки, точно в танце. Холл покрылся рытвинами и осколками плесневелой штукатурки. В руках бился, точно сердце, арбалет. Ладони словно приросли к нему. Вплавились в деревянную рукоять. Базз чувствовал, как жар сползает от локтей в ладони. Яростный, оголтелый, голодный. В какой-то момент он понял осколком сознания, что противник открыт.
- Есть!
Шаг в хиренкяку, к черту арбалет — переломить тонкую шею рукой так заманчиво, ухватить и только тогда почувствовать запах...
— Стоять, — острие Святой Стрелы уперлось в нижнюю челюсть. — Или ты покойник, макака. Руку убери с моей шеи, – голос Хьюберта похож на хрип, но пальцы крепко сжали беззащитное горло.
Реяцу больше не давила на плечи, она проникала в тело, наполняя его звонкой дурной силой, шумела в голове листвой в бурю, шептала в ушах.
— Давай, дубина, тебя не учили, что старших по званию надо слушаться, курсант?..
— Иди на хуй, гнида, — прошипел Базз, чувствуя, что то жжение в ладонях, что заставило его забыть об арбалете, уходит. Он чувствовал запах паленой ткани и чуть-чуть кожи, идущий от шеи противника. Слабый, сладковатый, жирный, как от мяса на углях.
— Непременно, — лейтенант улыбался. — Руку, курсант Блэк!
Базз нехотя отпустил. Хьюберт потер те лохмотья, что остались от ворота, коснулся ожога, цокнул языком.
— Вяжите, — сказал он, и мир вокруг Базз-Би вдруг померк.
Хашвальт сморгнул. Видение было такое четкое и яркое, что даже запах горелой плоти ощущался. Он больше не сомневался, что эти видения — та реальность, в которой он не участвовал.
Их было не много с того дня. О мелочах. Если о людях – то о Базз-Би. Император сказал, что это нормально. Первые образы будут о том, что близко, или о том, что заботит. Хашвальт смирился. Видение кончилось, оставив по себе ломкое чувство досады. То, что казалось незыблемым, в очередной раз продемонстрировало прочность мыльного пузыря.
@темы: блич, многабукаф, хлорка, Потому, потому что мы пилоты!, Человек сидит на дереве и курит траву, Bleach
14.12.2017 в 17:52
14.12.2017 в 17:53
14.12.2017 в 17:54