Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ну, пускай будет тестик - немножко мне для вдохновения.

Предположу, что тот, кто очень ждал очередной встречи с тобой, в словах приветствия слышит ещё один звук – тихий, на грани восприятия… … нездешний звук растущих стеблей

«Мескалин - галлюциногенный алкалоид из группы фенилэтиламинов. Содержится в кактусах рода Lophophora ("пейот" или "пейотль" на языке индейцев) и Trichocereus.» © Странные запахи заокеанских полночей. Ты встряхиваешь уставших от быта и забывших, как это радостно – ждать новизны. Замедленной съёмкой прыжок хищника. Любоваться, предварительно нервно вздрогнув. С тобой есть шанс заново научиться чего-то хотеть. В крайнем случае просто заражаться твоими желаниями – намного лучше, чем ничего. Психоделика грубо раскрашенных масок, сливающихся при кружении в изумрудно-алый орнамент. Ты делишься вкусом к жизни. К необычным её граням и новому опыту, пусть иногда пугающему, - снова и снова. Зависимый от вещества обычно осведомлён о последствиях своего выбора. А вот тесное общение с тобой заманчиво ещё и тем, что таких последствий не влечёт. Повлечёт ли другие, решать уже тебе и немножко - случаю.

Пройти тест

---

С ФБ №7, челлендж

Название: Грандмастер Незримой Империи
Косплеер: Последний квинси
Фотограф:  Фейчё
Форма: косплей
Пейринг/Персонажи: Юграм Хашвальт
Рейтинг: G
Количество: 8 фото
Примечание: В ходе съемок ни один Базз-Би не пострадал

Название: Кон
Автор:  Фейчё,  Последний квинси
Форма: крафт
Пейринг/Персонажи:[b]Кон
[b]Категория: джен
Жанр: мягкая игрушка
Рейтинг: G
Размер: 45 см
Количество фотографий: 4 фото

Название: Мгновения
Автор:  Фейчё,  Последний квинси
Форма: крафт
Категория: джен
Жанр: портрет, пейзаж
Рейтинг: G
Количество фотографий: 5 фото
Примечание: фанера, акрил, акриловый лак, металлические застежки
Для голосования: #. fandom Bleach: Wandenreich and Co 2017- "Мгновения"

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

С ФБ №4, миди, "Друг"

Название: Друг
Автор:  Фейчё
Бета:  Последний квинси,  Доктор Айзен
Размер: миди, 10264 слова
Пейринг/Персонажи: Базз-Би, Юграм Хашвальт, Хьюберт, Яхве
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: PG-13

Друг

Пролог

За тысячу лет можно научиться многому.

Можно переиграть Цан Ду в го, попутно выяснив — ой, удивил! — что играешь агрессивным стилем. Можно перепортить всех доступных девчонок. Недоступных — тоже, но чуть позже. Можно в какой-то момент достать тогда уже грандмастера до печенок и получить нежный напутственный пинок под зад с требованием «не видеть твоей морды еще лет сто». За пресловутые сто лет поучаствовать во всех мимо пролетающих вооруженных конфликтах, о которых только удастся услышать, а, возвращаясь, бояться, что что-то пошло не так и ты ничего не найдешь там, куда шел.

Нашел. Явился. Доложился. Думаете, услышал хоть доброе слово?..

Ни од-но-го.

Единственное, что грело, так это вид ощутимо расслабившихся плеч Хашвальта и резкий, длинный, но тихий выдох, когда он ввалился в кабинет, распугав делегацию под дверями своим внешним видом.

Можно попытаться спиться — без особого, впрочем, результата. Огненный шрифт трескал этиловый — а временами и метиловый, — спирт, как воду. Чтобы стать алкоголиком, Базз-Би нужно было быть очень богатым человеком. А им он не был.

Можно изучить архивы всех великих семейств квинси, до которых дотянутся руки. И чуть не пожертвовать оными руками, а заодно и головой, в попытке освоить некоторые вещи из описанного.

Можно пытаться вывести Хашвальта на поединок. Не мытьем, так катаньем. Безуспешно и бессмысленно.

Да много чего можно...

Нельзя — только две вещи. Задавать Юграму Хашвальту вопросы о мотивах его поступков и забывать, как оригинально он умеет эти мотивы демонстрировать.

Базз-Би, может, и забыл бы свое первое знакомство с этим свойством натуры Хашвальта, но проживание в одном замке не располагает к столь обширному склерозу.

Часть 1

"Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, но покойников мы бережем".

Кто-то рвал струны и душу, горланя под гитару. Черт его знает, чем именно певец вдохновился на эту песенку о райских яблочках — то ли предвоенными настроениями, то ли зелеными кислыми яблоками, которыми облагодетельствовала сегодня столовка. Базз сплюнул косточку в сырую от дождя траву.
Осенью зарядило. Мелкий паскудный дождь сыпался с неба, точно заведенный. Промозглая сырость прокрадывалась везде, оставляя конденсат на окнах, сырые потеки на стенах у стыков плит, зеленоватые борозды плесени.

Хвостик отправился вслед за костями.

За последний год, что Базз провел в Императорской Академии, он уже отчаялся найти след этого белобрысого засранца. Ночами ему упорно снился тот проклятущий день, когда они напоролись на Императора. Выражение прозрачно-голубых глаз и то, как разом переменился Юго, когда рука этого выродка легла на его плечо. Базз-Би тогда чуть не вырвало от омерзения. Ну, или он заставил себя поверить, что было ему мерзко, а не страшно до трясучки в поджилках.

Прошло два гребучих года. Он брался за любую работу, которая случалась по дороге, ловил любое упоминание об Императоре, толкался на базарах, вылавливая сплетни.

"Ах, у Императора наследник!.. Такой милый мальчик!.. Глазки, что небо весеннее, волосики — чистое золото!.. Ах, просто душка!.."

Базз кривился. Бабы — дуры. Душка, блять... Знали бы вы, как эта "душка" простывает при первом же заморозке, кашляя на милю окрест. А как эта "душка" машет полуторником!.. Ууу, да ваши малохольные сынки бы сожрали свои дырявые подметки, увидев это! Базз, помнится, тоже грозился сожрать, когда Юго его впервые положил на лопатки. Ни способностей, ни лука, ни духовной силы... Вот только Базз, наделенный всем этим, пересчитал ребрами все камешки и торчащие корни дерева, о которое остановился. Он был горд. Неимоверно. Точно не Юго его разделал под орех, а ровно наоборот. Тот тоже был горд.

На этом моменте размышлений Базз ощутил кислую злую горечь.

Он был в бешенстве. Готов был рвать и метать. Готов был убивать. А лежал рожей в грязь, под трусливые смешки деревенщины и этого ублюдка на лошади — как его там?.. Он лежал мордой в грязь, а Юго — его Юго! Его! — стоял и смотрел своими кукольными глазенками, как баран, на злобную усатую тварь, назвавшуюся Императором.

— Без него ты — ничто.

О, этот момент можно было не оспаривать. Ничто. Не человек. Так, половинка. Половина человека.

За те годы, что они жили бок о бок, Базз привык считать Юго неотъемлемой частью себя. Другом, братом – черт, да какая разница?!.. Семьёй!

Прошло два года. Год из них — как попало, где попало. Ел, что давали. Спал, где позволяли. Искал — как собака. Любой след, любая нитка информации. Обрывок газеты, подобранный им у портового кабака, завершил эти поиски. Как гильотиной перекусил. "Наследник Его Императорского Величества приступил к обучению в Академии".

Приняли — на общих основаниях. Сунули комплект черно-белой формы с латунными пуговицами, пару сапог — гуляй, курсант, учись, отрабатывай кровь, что в тебя вложена.

Базз из кожи вон лез, пытаясь показать, что он чего-то стоит.

Думал, поймал?..

Выкуси.

Юго и тут как в воду канул. «Наследник? Какой наследник? Мы тут все наследники, все чистокровные. Тебе которого? Черненького, русенького, рыженького?.. Ах, беленького?.. Ах, Юго?.. Не, не слышали, а тебе зачем?»

Он поднялся из-под колонны и зашагал под дождем мимо стены белокаменной крепости, похожей на кусок сыра с плесенью. Только плесень была не снаружи, а изнутри. За шиворот тут же закапало. Хотелось тишины.

На плацу, под дождем, какие-то старшие курсанты гоняли мяч. Базз хмыкнул, наподдал камень. Камень шлепнулся в яму, наполненную водой. Военная академия под патронажем Императора. Проверки каждую неделю — все курсанты строятся на гребаном плацу и мокнут, как распоследние придурки. Думаете, Юго хоть раз засветился?..

Ни-хре-на.

На летящий в лицо мяч Базз среагировал в последний момент. Арбалет сам собою толкнулся в ладонь, а палец нажал на курок уже совершенно на автомате. Святая стрела с низким гудением пронеслась сквозь мяч, разорвав его в мелкие клочки, осыпавшиеся в траву опаленными лохмотьями, и унеслась в направлении здания Академии. Только деревья качнулись, да со счастливым звоном разлетелось какое-то окно на этаже старшего командного состава.

Базз выругался. Сплюнул в мокрую траву, убрал оружие. Сердце бешено колотилось. Совсем нервы ни к черту — пушкой по воробьям начал долбать.

Чертов Юго. Отчего-то привычное проклятие не принесло удовлетворения.

Может, оттого, что в вынесенном к чертовой матери оконном проёме замаячила светловолосая фигура, которую Базз не опознал бы, только если бы его порезали на куски и скинули в реку.

Юго.

***


— И долго вы собираетесь продолжать этот фарс? Мне казалось, вы хотели учиться на общих основаниях... Я ошибался, господин наследник? — Хьюберт с интересом приподнял бровь, разглядывая Хашвальта, читающего очередную ведомость по зачисленным студентам.

— Вы не вовремя, лейтенант, — заметил Хашвальт, перевернув страницу и устремив взгляд в окно.

— Или, может, — Хашвальт дернулся, почувствовав, как чужие пальцы потянули за прядь волос. — Наследник боится встречаться с неким рыжим курсантом, откликающимся на собачью кличку?

Хашвальт закрыл глаза и расслабил пальцы, сжавшие слишком сильно злополучный документ. Это замечание было лишним. Совсем. Последнее, о чем следовало упоминать Хьюберту, это о Базз-Би. Эта правда не нравилась ему так же, как — он прекрасно знал — Баззу не нравилось то, что его избегают. Но, в любом случае, касаться этой темы лейтенанту Хьюберту, приставленному к наследнику Его Величеством для "осуществления всесторонней помощи", не стоило.

— Если вы не уберете руки, — ровно проговорил Хашвальт, — мне придется их сломать. Не думаю, что это именно та цель, которую вы преследуете, лейтенант.

— Ну что вы, Ваше Высочество, — голос казался чуть недовольным, но не расстроенным. Хашвальт привычно погасил порыв развернуться и ударить — не подобает. — Я и в мыслях не держал оскорбить Вас.

Хашвальт прикрыл глаза — голос "помощника", а правильнее сказать, соглядатая, заставлял ныть висок и сжиматься желудок. Он понимал, что убить эту тварь, навязанную Его Величеством в личные адъютанты, не получится. Но хотелось.

Дождь лил вторую неделю. Тучи упорно висели над столицей, темное свинцовое небо, казалось, намеревалось устроить новый Великий потоп.

Хашвальт не слушал, что вещает его помощник и заместитель. Не было сомнений, что он продолжит свои попытки вывести его из себя. Продавить на слабость, проверить на личную лояльность. Следовало признать: большой удачей было, что в момент, когда Хашвальт увидел в списке кандидатов на вступление в Академию имя Базз-Би, он был один. Этого позора ему бы пережить не удалось, учитывая, что Император решил подвергнуть его такой проверке. Место, которое он занимает в планах своего благодетеля, Хашвальт представлял себе смутно, но даже по самым примерным прикидкам оно было слишком значительно. Это пугало. Поднимал голову старый страх: неужели все эти надежды на такое ничтожество, как он, которое не может ничего?.. Хашвальт загонял этот страх поглубже — прозорливость его "второй половины" порой вызывала оторопь.

Видеть же Базз-Би было просто невыносимо. Хотелось подойти, засветить ему в глаз, встряхнуть за шиворот и заорать, глядя в зеленые наглые глаза: "Убирайся, придурок!! Беги отсюда, пока это проклятое место не скроется за горизонтом, и не останавливайся, пока на вопрос, кто такой Яхве, тебе будут продолжать отвечать!!!"

Его не остановило бы даже крушение образа непрошибаемого «принца света». Только вот Базз все равно не будет слушать и в глаз получит уже сам Хашвальт. И не сказать, что просто так, но короткое "так было надо" не умерит пыл сердитого мальчика со смешным красным вихром. Или уже не мальчика?..

Хашвальт не знал, каким стал Базз-Би. Не представлял его в форме, не представлял его на три года старше, хотя иногда пытался. Может, именно поэтому ему удавалось избегать встреч: он усиливал внимание, проходя мимо остальных курсантов, чтобы не пропустить важное.

Хашвальт бросил взгляд в бумаги. Те лежали прихотливым пасьянсом, шансы собрать который стремились к нулю. А собрать было нужно. Ведь причиной сидеть в этом сыром и плесневелом замке являлось отнюдь не только его, Хашвальта, командовавшего отрядом элитных войск, Штернриттеров, обучение у лучших учителей. Новый корпус требовал новых людей. Звездные Рыцари на дороге не валяются, ими не рождаются. Их выращивают из наиболее подходящих. Трудолюбиво, как пчела носит мед.

Пока что меда было негусто. Хорошие офицеры старшего и среднего звена — в перспективе. Некоторое количество пушечного мяса. Звезд — не было.

... Тишина висела уже некоторое время как. Хашвальт заметил ее только сейчас и, с мгновенно плеснувшей паникой, перевел глаза на Хьюберта. Тот ответил выжидательным взором. Спросил что-то и ждал ответа. Наскоро прокрутив то, что ему пытались влить в уши, он сдвинул брови. Кто бы сомневался.

— Если вы имеете сомнения в моем состоянии, можете обратиться к моему лечащему врачу за отчетом. Но если вы ставите под сомнение мою пригодность, потребуйте отчета у Его Величества. Думаю, отсутствие чувства самосохранения позволит вам, лейтенант, еще и не такое...

И тут все смешалось. Грохнуло, звякнуло, с треском и звоном взорвался оконный переплет, Хьюберт бросился к нему, отталкивая в сторону простенка между окнами. В его руке был короткий стальной лук. Сквозь спутавшиеся пряди Хашвальт наблюдал за тем, как тот осматривает окрестности над стрелой и отстраненно понимал, что вся ценность мечника в бою со стрелком-квинси — это ценность мишени. Покушались на него впервые. И это было... Беспомощно.

— Я его!.. — выдохнул Хьюберт, скрывая оружие. Тирада, которая следовала дальше, не вязалась с лощеным Хьюбертом настолько, что Хашвальт пришел в себя. Рывком поднявшись, он подошел к окну. За спиной простучали шаги и хлопнула дверь. Около плаца маячил алый даже в мутном свете дождливого дня упрямый хохол. Хашвальт подавил порыв спрятаться обратно. Даже с этого расстояния он видел, куда смотрит Базз. Он видел, как падает дождь и смотрел, видя и не видя.

Юграм Хашвальт смотрел на своего друга, а на землю падал дождь. В воздухе висела холодная водяная пыль. В нос бил острый терпкий запах наступающей осени. К Базз-Би подбежала темноволосая фигура в белом, отвесила подзатыльник, ухватила за шиворот и швырнула вперед, так, что тот упал на колени. Базз не сводил с него пылающего взгляда, точно не замечая долетающих даже сюда криков. Снова, как тогда.

В душе Хашвальта что-то оборвалось: два года представлять новую встречу — ради этого?.. Перед глазами, как наяву, встала картина алого на белом — алые волосы и кровь, белая форма и мрамор, в нос ударил запах гари и железа. Рука сама потянулась к мечу, рукоять, которого несла на себе медальон с сакраментальным "B". К мечу, который на перевязи висел на спинке его кресла. Схватив оружие, он опрометью бросился вон. Мелькали удивленные лица курсантов, лестницы, старший преподающий состав. Хашвальт не видел этого. Сердце подпрыгивало к горлу комом злых слез. Картина перед глазами не уходила.

Картина, похожая на злобный фарс.

***

— Что б ты сдох, гнида! — сплюнул Базз-Би, глядя в глаза твари с лейтенантскими нашивками, тычущей ему в нос стрелой. Святой, мать ее, стрелой. Которой убивают, мать их, пустых.

Сегодня он за пустого.

Стрела чуть подергивалась, тварь улыбалась. В отдалении стояли набежавшие на бесплатный цирк курсанты. И в эту секунду Базз-Би хотелось одного — чтобы Юграм, мать его, Хашвальт никогда не узнал, что эта херня случилась с его безмозглым другом, а не вылетал из толпы, как пресловутая святая стрела, сверкая серыми от дождя глазищами, расхристанный, точно бежал сюда со всех ног.

***


Хашвальт влетел в толпу и, только проталкиваясь, осознал, как он выглядит после этого забега. Наследник Императора. Смешно. Однако исправлять что-либо просто нет времени. Главное — он успел.

— Лейтенант Хьюберт! — в голосе звякнула сталь. — Опустите оружие. Это всего лишь курсант. Думаю, — он не смотрел – не смотрел! — на Базз-Би, — за подобное достаточно карцера, а не смертной казни без трибунала.

Острие стрелы дрогнуло перед носом Базз-Би. Чуть оцарапало и немного ожгло кожу. Но последнее — иллюзия, созданная глазами, видящими нечто светящееся в непосредственной близости. Медленно, очень медленно, точно через силу, рука Хьюберта опустилась.

— Как прикажете, Ваше Высочество, — в голосе Хьюберта звучала усмешка. — Если вам так дорога жизнь этого щенка — он ваш. — Он тут же развернулся к затаившимся зрителям и вскинул бровь:
— Заняться нечем? — тех сдуло, точно опавшие листья порывом ветра.

— Я тебя помню, тварь, — Хашвальт видел, что Базз-Би готов кинуться на глядящего прямо ему в глаза Хьюберта, — Ты чертовски хорошо смотрелся в грязи на той дороге, под копытами лошади Его Величества. С удовольствием верну тебя туда. Хорошего дня... Ваше Высочество, — Хьюберт одарил Хашвальта лучезарной улыбкой и удалился походкой счастливого человека, который делает все правильно.

Дождь прекратился, но туман все еще не рассеялся.

***


— Сука, Юго, какого черта?.. — Хашвальт все так же старательно не смотрел на Базз-Би. Того это не остановило — он вскочил, пружинно-порывисто — адреналин явно требовал выхода — подошел вплотную: — И ради этого ты тогда ушел с этим усатым ублюдком? Чтобы вращаться в обществе такого дерьма?.. Блять, да эта крыса тебя подставит, дай только повод! Или ты просто струсил, а, Юго?! Струсил, что если ты не пойдешь, нас прямо там нашинкуют?!.. Смерти испугался и пошел за этим?!

Хашвальт молчал. Все слова, которые хотелось бы сказать, гвоздем забил комок обиды. Пустое и холодное знание прорастало внутри: Базз не поймет. Или не примет. Того, что единственный страх, который испытал Юго три года назад, был — за него, Базза. Такого же, как он сам, мальчишку, только не нужного никому, даже самому себе. Постыдный страх за единственного друга.

— Мне нечего тебе сказать, — слова падали холодными камешками гальки. Такие же меленькие, такие же острые, такие же бессмысленные. — Будь любезен научиться выживать самостоятельно, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью. Или уходи.

— Что?.. — изумленный Базз был смешным. Как в детстве. Только ответов он не дождется. Ему они не нужны. Хашвальт не улыбался. Он принял для себя простую вещь: не обязательно говорить, если что-то делаешь, если ты веришь, что все делаешь правильно. Рано или поздно все встанет на свои места, как вот сейчас.

Туман незаметно таял. В просветах седых клочковатых облаков проглядывало уже холодное синее небо.

С неба опускалась осень.

Ожидание закончилось.

Часть 2

... Было холодно. Ветер нес клочья облаков по линялому, почти зимнему небу. Только что кончился дождь. Щеки горели от унижения и не выплеснутой ярости. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Перед глазами стояла затянутая в белое спина Хашвальта. В ушах звучало презрительное " Будь любезен, научись выживать сам, чтобы я больше не вставал между тобой и твоей смертью ".

— И сколько же раз ты так сделал? А? А, главное, какой смертью? От валяния рожей в грязь я должен был подохнуть? Эй, Юго, я с тобой, блять, разговариваю! — крикнул он в удаляющуюся белую спину, чувствуя, как стремительно промерзает на холодном ветру.

Хашвальт обернулся. Окинул его ледяным — поднявшийся северяк рядом не дул, — взглядом и проговорил так, что начавшие было отходить от общения с Хьюбертом внутренности вновь смерзлись в ледяной ком:

— Трое суток карцера за неосторожное использование духовного оружия на территории Императорской Академии. Еще трое — за фамильярное обращение к вышестоящему по званию. А сейчас, курсант Блэк, извольте проследовать в больничное крыло за успокоительным и переодеться, иначе из карцера вы отправитесь лечить простуду.

— Я Базз-Би! Юго, блять, какое, нахрен, успокоительное?! — зуб на зуб уже попадал с трудом.

— Курсант Блэк!

— Базз-Би! — одно хорошо — холодно быть перестало. Сейчас Базз-Би был готов сгореть от плещущей через край ярости. Или что-нибудь поджечь ею. Или к чертовой матери убить подлую тварь, которая столько лет прикидывалась его другом. Но и то, и другое не представлялось возможным.

— Я исправлю ваши документы, — Хашвальт кивнул и удалился.

***


Это было сложно. Это было неприятно, точно он снова оставлял его там, в грязи на дороге. И это было необходимо.

Базз-Би излишне принципиален. А с его темпераментом принципиальность становится заряженным ружьем, висящим на стене — не знаешь, когда грохнет выстрел. Он бы готов к стреле в спину и был, пожалуй, неприятно удивлен, что ее не последовало.

В замке было сыро и холодно.

Поднявшись в свой рабочий кабинет, в разбитую раму которого теперь задувал ветер, Хашвальт, держа спину преувеличенно ровно, прошел к своему стулу и тяжело на него опустился.

Он смотрел на лист бумаги и не видел его. На листе дрожали строчки характеристики какого-то никчемного курсанта, который — скорее всего — ничего не добьется. Строчки позли, не задевая сознания, скрипя несмазанными гусеницами, поблескивали острыми масляными краями, перемалывали сами себя на буквы и звуки.

С Хьюбертом придется что-то делать. Конечно, не то, что порою хотелось — насыпать в чай яду, а в тарелку молотого стекла, да побольше, но придется держать его подальше от Базз-Би. Импульсивная необдуманность Базза приводила в отчаяние. Точно он не хочет понимать всю серьезность положения, в которое влип со всей дури. Порою, еще во времена лесного убежища, Хашвальта поражало, как неглупый и, порою, даже изощренно умный Базз ухитряется не замечать очевидных вещей. А потом со всей отчаянностью своего характера просто разрубает тот узел, в который завязал обстоятельства. В этом было что-то от ускользающей красоты, которую так ценили жители Востока. И от блаженности, которую почитали за доблесть христиане. Только вот Базз-Би не был ни жителем Востока, ни христианином. Базз-Би был квинси и сын своего отца-лорда, убитого Яхве. В сочетании с его характером это становилось катастрофическим фактором.

Пальцы озябли. Хашвальт отложил бумагу, понимая, что с работой на сегодня пора заканчивать — все равно не выйдет ничего толкового после подобного. И стоило бы позвать кого-нибудь отремонтировать окно. Некстати вспомнилось, что сегодня, как и вчера, как и позавчера, и третьего дня, и уже два года как, у него тренировка. С Хьюбертом. Который раз за разом раскатывал Хашвальта тонким слоем по тренировочному залу, сопровождая удары едкими замечаниями.

Однажды, развлечения ради, он выбил из его рук меч, потом, ухмыльнувшись, подал ему оружие рукоятью вперед и нежным голосом, каким к девушкам обращаются, пообещал:

— А сейчас, Ваше Высочество, я покажу вам разницу между нами, — и показал.

Это был тот самый случай, когда Хашвальт чуть не отхватил себе голову своим собственным мечом.

— Вот этим и отличается профессионал от любителя. И до профессионала вам, сопляку, еще далеко. Стрелы ловить на лету - одно. Но пока вы не научитесь определять движение противника по его глазам еще до замаха, о серьезном поединке речи не пойдет. Барахтанье щенка в луже. Уберите здесь... Ваше Высочество, — этой мало меняющейся фразой завершался почти каждый поединок.

И Хьюберт, вогнав тренировочную саблю в подставку, подхватывал свой собственный узкий прямой меч — он никогда не обнажал его при Хашвальте с того самого дня, заявляя, что многовато чести оборванцу подзаборному — и расслабленной походкой счастливой сволочи выходил вон, оставляя Хашвальта щуриться от заливающего глаза пота и кусать губы от боли и бессильной кислой ярости.

Утешало только то, что с каждым разом Хьюберту было все сложнее пробить его защиту или подловить на какую-нибудь очередную уловку.

Легок на помине. Хьюберт бы недоволен: хищно раздувались крылья тонкого носа, подрагивали острые брови, кривились уголки брезгливо поджатых губ. В руках он нес что-то длинное и белое.

— Собирайтесь. Или вы так и будете изображать из себя беспомощную жертву, которой некуда пойти, вот она и сидит у выбитого окна и жалко мерзнет? — он бросил прямо в лицо теплый плащ, Хашвальт постарался изящно вынуть подбитую мехом ткань из воздуха — как стрелу. Встал, натянул одежду. Хьюберт, похоже, всерьез нервничал, поскольку плащ был его — теплый, на песцовом меху, щегольский и несколько длинноватый.

— Пошевеливайтесь, Ваше Высочество. Или вы до сих пор не умеете контролировать свое поведение после стресса? Стыдно – вам людьми руководить.

Он жестко дернул Хашвальта за руки, отбрасывая их и сухими тонкими пальцами быстро застегнул пуговицы.

Осмотрел то, что получилось.

— Лицо! Сделайте милость, уберите это постное выражение с него подальше. Вам теперь скрываться от вашего бешеного пса нет причин, так что помните, кто вы. Иначе в следующий раз поутру я вас в кринолин запакую, а меч ваш запру под замок — смазливой девице холодная сталь не к лицу, да и в юбке фехтовать неудобно.

— Вы не посмеете, — спокойно заметил Хашвальт, тем не менее, натягивая маску холодного равнодушия. — Тогда наше пребывание здесь лишится вообще какого-либо смысла. И не спасет вас от смерти.

— Верно. Думать уже умеете... Но плохо и некачественно, — хмыкнул тот, выталкивая его в неприметную дверь.

— Куда мы идем?

— На конюшню. Вас вызывает Его Величество. Повезло той бешеной шавке — у меня прямо сейчас на нее не будет ни малейшего времени. Жаль. Я бы им поразвлекся, — он прищелкнул языком, точно представив, как именно он бы это сделал, и Хашвальта передернуло от гадливости. Хьюберт умел быть на диво мерзким. Пожалуй, искупалось это только тем, что при упоминании Императора он тут же терял всякий интерес ко всему остальному. Безукоризненная внутренняя верность и даже подобострастность сделали его тем, кем он был – заместителем командующего Гвардии Его Императорского Величества, особо доверенным лицом и личным адъютантом его наследника, Юграма Хашвальта... Или — Хашвальта передернуло — второй половины Императора. Базз тут был лишним, как не крути. Спускаясь по лестнице и запрыгивая в седло, Хашвальт принял решение любыми путями удалить Базз-Би из Академии. Даже если придется пожертвовать расположением Императора и созданной репутацией.

***


Зима пришла в столицу незаметно. Тяжелым небом, дождем со снегом, почерневшими от холода деревьями, редким, далеким и блеклым солнцем в вымороженной вышине. Она подкралась ледяными щетками на печных трубах и скользким крыльцом казармы. Паром изо рта в лекционных коридорах и теплыми шинелями на плацу. Поздними морозными рассветами и кровавыми, как слезы зачумленных, закатами. Следом за дождями пришли морозы и, наконец, белые прозрачные снежинки, так похожие на кресты квинси, закружились в воздухе.

В тот вечер курсанты высыпали во двор. Они орали, носились наперегонки по свежей нетронутой белизне, хохотали и пускали сверкающие стрелы в затянутое тучами и подсвеченное недалекими городскими огнями низкое небо. Стрелы уходили ввысь, как люсткугели, шипя и взрываясь искристыми белоснежными в голубизну салютами.

Базз смотрел на это из окон больничного крыла, куда загремел с пневмонией после достопамятного карцера. Ему не было холодно тогда — ни в те дни в ледяном зарешеченном подвале, ни через неделю. Просто не покидало странное ощущение, что в груди сидит острый горячий ком, а у помещений какие-то странно смазанные углы. Есть не хотелось — ком не пропускал через себя ничего.

На восьмой день, когда углы пропали совсем, ком перестал пропускать даже воду, а он не сумел встать с постели, его сдали товарищи по казарме. По рассказам свидетелей, Базз матерился, поминая недобрым словом каких-то пророков, наследников, козлов в погонах, выродка-лейтенанта, усатых уродов, и звал какого-то Юго.

Особо злоязыких Базз уложил рядом с собою на узкую больничную койку, как только сумел встать на ноги. Сплюнув в выскобленный больничный пол, пообещал, что пока твари, смеющие высмеивать его, не перестанут любить сплетни и шуточки над своими товарищами, с которыми хлебать баланду еще неизвестно сколько лет, из этого помещения они не выйдут, а самые твердолобые отправятся в морг и получат самые роскошные похороны за счет короны, какие успели заслужить своим бессмысленным бытием. И, закашлявшись, сложился пополам, отхаркивая сгустки кровавых ошметков легких.

Товарищи заткнулись. Больше над ним не смеялись. История о паранойе, бешеном нраве и способности вывести из себя лейтенанта Хьюберта прочно заняла место в академическом фольклоре.

— Всем нам блага подай, да и много ли требовал благ я?!
Мне — чтоб были друзья, да жена — чтобы пала на гроб,
Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб...

Кто-то терзал гитару этажом выше. Базз решил, что отберет гитару и переломает певцу пальцы. Эта песня преследовала его, как проклятая. Яблоки в раю. Странные верования. В раю только, мать их, чертовы шинигами и их гребаные занпакто, в Раю – Король Душ и кварталы бедноты, проживающие годы в нищете и грязи. И они не стреляют. Никто. Только легче от того никому не станет. Делать свое дело они не хотят, зато трусливый статус-кво держать они горазды.

Его и застрелили. Почти.

У него был дом — он сгорел.

У него были отец, мать, и старшая сестра — от них остались только горелые кости и серебряные кресты. Даже личных могил от них не осталось.

У него было будущее — теперь у него только память о прошлом.

У него был друг — он ушел с тем, кто лишил его дома и заживо сжег его семью.

Осталась месть.

Предателю, который даже в глаза теперь не смотрит, выкормышу нелюди. Твари, которая в угоду своей гордыне и, как он слышал, страху, лишила его всего. Он станет сильным. Чудовищно сильным. Станет им близким. И убьет их обоих. И плевать, что потом останутся только головешки — зато от этих даже серебряных крестов не останется.

Базз яростно скручивал простыню в пальцах до тех пор, пока она не издала горестный треск. Сжал зубы, чтобы заглушить жжение в глазах. Зажмурился до сверкающих колесниц под веками, чтобы не смотреть, как толпа дебилов радуется первому настоящему снегу. Эка невидаль! В лесу снег выпадал в середине октября, сразу и по пояс. Пойдешь отлить — принесешь на конце кусок льда, да такой, что только молотком откалывать.

— Что б вы все сдохли, — шептали побелевшие губы. — Что б ты сдох, Юго, мразь...

Отец презирал предателей. Лютой ненавистью ненавидел.

— В бою твоя жизнь зависит не только от тебя, — говорил он. — Твоя жизнь зависит еще и от твоего товарища. Выбирай его так, чтобы потом под твоей лопаткой не торчал его нож.

Сейчас Базз понял, о чем идет речь. Нож под лопаткой — это такая херня, папа, ты бы знал! Ты умер, и все. А жить с пониманием, что единственное близкое существо от тебя отказалось, плюнув в душу, ускакало в лучшую и более сытую жизнь... Иногда было предельно жаль, что он сам в том огне не сгорел. В воде не тонет, в огне не горит — что это? Правильно, Базз-Би. Как дерьмо, только чертов квинси.

— Курсант Базз-Би?

— Есть, — мрачно отрапортовал Базз, нехотя сползая с койки и вытягиваясь во фрунт – этому их научили быстро. Драить сапоги, шить воротнички, ладить портянки. И стоять, точно с жердью в заднице.

— С вещами на выход. Выписаны. Комендант вашего курса вас ожидает.

Не сдал. Не менял документы. С того идиотского дня прошло полтора месяца, угроза так и не была выполнена. Существовал, конечно, вариант, что все просто привыкли и теперь не хотят переучиваться обратно... Но тогда бы ему об этом сказали несколько раньше и не высокопарный, как престарелая светская шалава, доктор, а те же, кто еще не слишком давно припоминал ему содержание его бреда, приукрашивая домыслами и подъебами. Это было как минимум не в стиле Юго, у которого и в семь лет слова с делом не расходились.

— Слышал, кто его в карцер отправил?.. Сам наследник!..

— Врешь. Наследник — великий воин. А та красотка в штанах меч, может, и нацепила, но не уверен, что может хотя бы его вытащить, не говоря уже про взмахнуть.

"Уроды… Где б вы вякали, если бы ваши папаши не запродались выблядку с усами? Лучше бы вы помнили, за что я туда влетел", — думал Базз, шагая в направлении коменданта.

"Красотка", помнится, вломилась в толпу и явно готова была кого-нибудь порубать на бифштексы. И почему-то Базз-Би казалось, что не его, а эту слащавую падаль... Это было второй странностью. Что Хашвальту теперь-то за дело до нищего голодного прошлого в его лице? Третью странность Базз вспомнил лишь потом.

Меч.

Этот меч он узнал бы из тысячи.

Чертов меч его семьи.

На этом мече его предки клялись защищать землю и людей на ней. Базз не понимал, зачем в роду чистокровных квинси хранится меч, ведь всякий может создать оружие из реяцу. Но меч был. О нем существовало несколько легенд — все одинаково бредовые, — у него было несколько не вполне заурядных свойств — из области, не поддающейся влиянию владельца. Но на этом его магия и исчерпывалась. Хашвальт мог добыть себе какой угодно меч. Прямой, кривой, с волнушками, с усами, трофейную катану шинигами — любой. Тем не менее, он носил этот. С потертыми зеленоватыми шнурами на рукояти и двойной гардой. Аляповатый и неудобный. Тяжеленный, как грехи Уэко Мундо. Привычно нес его у бедра, точно так было всегда.

Если бы Базз оказался на месте Юго и желал бы забыть все, он избавился бы от клинка в первую очередь, и ничто не остановило бы. Хоть на развалины бы отнес и там воткнул — приходите, люди любые и берите, кто хотите.

Хашвальт таскал меч с собой.

Причин Базз не видел.

Но планировал выяснить.

Часть 3

Комендант выдал зимнюю форму, обязал брать в столовой двойную порцию вплоть до конца календарного года и прозрачно намекнул на внимание, проявленное личным адъютантом Наследника к его персоне.

— Не добил, вот и примеривается, — хмыкнул Базз. Престарелый военный пожевал залихватскими седыми усами и посоветовал не нарываться на неприятности... А то господин лейтенант любит долги припоминать в неподходящий момент.

Любит припоминать? Это-то не новость. Паскудность натуры лейтенанта Хьюберта вообще не новость. Базз хохотнул, затем привычно, выпучив глаза, и глядя выше головы старика, выпалил: "Буду стараться, господин комендант" и отбыл восвояси.

Хашвальт больше не скрывался. Гордым лебедем шествовал через толпу курсантов, не соизволяя даже голову повернуть на приветствия, проходил мимо.

— Смотри башку не сверни — смазливую мордашку при падении попортишь, так тебя твой адъютант любить не будет! — крикнул однажды Базз в прямую спину и очень быстро поплатился. Острое навершие рукояти впечаталось в подбородок, а пол — в задницу. Хашвальт стоял очень близко. Меч был полувыдвинут из ножен. Двигался Хашвальт теперь быстрее, чем даже летела стрела.

— Так что, Юго, вытащи меч — символично будет! Последний Блэк зарублен собственным родовым мечом, — прошипел Базз, глядя снизу вверх и сглатывая кровь из прокушенного языка.

— Много чести слабаку, — бросил тот. Злополучный меч с лязгом вернулся в ножны.

— Разумеется, я же не твой любезный Император, которого ты старательно делаешь сильнее... Чтоб не подох? А то я...

Договорить он не успел. С непроницаемым выражением лица Хашвальт метко пнул его ногой в солнечное сплетение. Базз охнул, но даже опомниться не успел, когда неожиданно тяжелая рука легла на грудь, придавливая спину к камню, а светлая отросшая прядь, упавшая с плеча Хашвальта, прошлась по щеке.

— Придержи язык, Базз — ниже грудной клетки вдруг стало тепло и легко, как будто не туда только что ударили со всей силы. — Иначе мне придется вспомнить свое обещание и раскрыть твою личность руководству Академии.

И снова ушел, не оглядываясь, оставив Базза ловить воздух ртом. Не забыл. Просто не сделал. Причины? Их нет.

Тренировки — до седьмого пота. Сон — ровно столько, чтобы восстановиться, только когда ноги уже не держат, а глаза не видят.

За окнами вилась вьюга, жадными клыками вгрызаясь в стены замка. Плесень не промерзла, но покрылась слоем подлого тощего ледка, норовившего облезть прямо под ногой, обнажив свое черное скользкое нутро. Как Хашвальт, думал Базз, разглядевший как-то раз то, что его столь нагло уронило.

Юго он его старался больше не звать – много чести предателю.

***


Осознавшие, что в замке проживает еще и наследник Императора, курсанты догадались сложить два и два. Особо упорные математики до сих пор силились добыть нос из черепа. Свое прошлое Базз не раскрывал. Ходили упорные слухи о подпольной оппозиции. Площадь с завидным постоянством украшалась головами ее предполагаемых членов. На сам факт декапитации Базз-Би забил бы, но то, что его сделают если не флагманом оппозиции, то шпионом, или обяжут еще какой-нибудь бесполезной должностью, его бесило неимоверно.

Весна обрушилась на Академию мельничным жерновом, сделав стены мокрыми, полы и курсантов — грязными. Преподавателей — въедливыми, как та плесень. Смотры начались заново. С последнего курса пропало несколько человек. Просто раз — и исчезли. Руководство молчало, как дохлая рыба. Дурной запашок слухов полз, множился, становясь вонючей клоакой.

Он не спрашивал — ему не говорили. От него держались подальше.

«Вы знаете Бешеного? Ну, тот пацан с красными волосами и смешной прической. Дятел такой...» Его ставили в пример. В обоих смыслах. Чаще — в плохом.
Ответ на вопрос о мотивах Хашвальта не стал ближе. Баззу самому порой становилось непонятно, зачем он с упорством барана бодается в закрытую дверь – нравится натыкаться на пустое место там, где только что стоял Принц Света?

Хашвальт, впрочем, надолго в Академии не задержался,— еще когда задули февральские ветра, приносящие промозглую сырость и запах соли с моря, он взмахнул дурацким светлым хвостом и канул, как в воду. Спрашивать Базз не стал — не у кого.

Ожидание кончилось в апреле.

Однажды, входя в корпус после очередного этапа письменного среза, Базз замер, чувствуя, как внутри вскипает обжигающая ярость. Давешний лейтенант, адъютант Хашвальта, лениво развалился на ступеньках лестницы и смотрел точно на него. Щиколотка одной ноги мрази покоилась на колене другой. Поверх – узкий меч.

— Сбылась и твоя мечта, невоспитанная обезьяна, — злорадный голос отражался от стен холла, гулко и хлестко. — Сегодня тебя пожелал видеть Его Величество.

Вместо ответа Базз, не раздумывая, призвал арбалет и выпустил стрелу, делая шаг к выродку. Мечта вдруг и правда показалась сбывшейся – теперь никакой Юго не помешает вырвать этому отморозку сердце.

***


— Сын мой, — Его величество был спокоен, как и, впрочем, всегда. — Можешь ли ты ответить мне на один вопрос?

— Спрашивайте, Ваше Величество, — в Хашвальте боролись недоумение и мерзкое маленькое чувство досады. Он знал, что интересует Императора. Надежда утаить эту иголку в стоге сена была столь же ребяческой, как попытки Базза вывести его из себя.

За окнами снова лил дождь. Мартовская распутица принесла даже в Силберн свои следы – грязные и хрусткие от песка лужи.

— Среди всех, кого ты прислал из Академии, я не досчитался одного имени. Отчего?

— Какого имени? — Хашвальт устало доигрывал роль примерного сына и примерного идиота.

— Где же твой друг? Мне казалось, его имя должно быть первым в этом списке, — Хашвальт понимал, что Император только кажется спокойным и расслабленным. Прикрытые глаза делали его обычным человеком.

— Базз-Би непригоден для несения службы в отряде Штернриттеров, — в голосе, прозвучавшем укоризненно, прятался слабый и подлый страх, недостойный капитана Специальной Армии.

Не успел. Не уделил должного внимания. Подлой твари Хьюберту и не уделил. Проморгал его за той кучей дел, что свалилась на него. А вот сам Хьюберт не моргал, он под носом у него быстро обляпал поручение Императора, о котором Хашвальт только догадывался, рассматривая последние списки успеваемости. Базз, похоже, действительно был носителем гениальности. Сделать то, что лишь в теории знали старшие товарищи – продержать Рансотенгай дольше часа с переломанными ногами. Освоенный Дождь света… Хиренкяку на уровне магистра.

Юграм быстро просчитал варианты. Если Базза еще не привезли в резиденцию Его Величества, то это всего лишь вопрос времени. Связанного и с кляпом во рту, обтирающего формой пол открытой повозки, или волочащегося за лошадью по грязи, со связанными руками — с Хьюберта станется привезти нахального мальчишку Блэка и таким способом. Сам Базз не пойдет — однозначно. Характер не позволит склониться перед слугой кровника.

— Его называли гением из лести? — Император приподнял брови.

— Вы непоследовательны, Ваше Величество. При нашей первой встрече вы сказали, что вся его гениальность происходит из моего хорошего отношения к нему.

— А разве что-то изменилось? Сын мой, я не люблю склоки, и Штернриттеры должно стать семьей, в которой им не будет места. Семьей, которую не разобьет ничто, скрепленной не только моей кровью, но и иными узами.

Хашвальт смотрел в пол, считая планки паркета под ногами. Слабак. Слабаком был он сам. Ничего не мешало ему убить Базза. Тогда — воистину! — их связывала бы только память. Теперь не только Хашвальт, но и сам Базз станет сосудом на ниточке, питающим бездонную бочку, готовую всосать в себя весь мир с кровью и силой из единственного страха — стать снова немым камнем, без слез, слов и без мыслей.

— Я не вижу причин, чтобы твоей старой семье не стать частью твоей новой семьи. Я пригласил его сегодня к нам.

Хашвальт сжал зубы и медленно досчитал про себя до десяти.

— Тогда зачем вам мое мнение по этому вопросу, если вы уже все решили? — спокойствие давалось с трудом. Перед глазами от сдерживаемого отчаяния летали черные мушки.

— Будущее менять бесполезно. Его творят сильные желания настоящего. Тебе ли не знать, что сила твоего желания защищать привела его в столицу. А сила его желания меня убить привела тебя ко мне.

— Мы встретились бы так или иначе, Ваше Величество, — закрыть глаза, не смотреть на калейдоскоп деревяшек. Не смотреть. Картина мира с противным треском рвущейся ткани расползалась. Под нею, не слишком чистой, но привычной и гладкой, разверзлась бездна. Голодная, зубастая, черная. Глядящая на него тысячами глаз, не дающая скрыться ни на мгновение.

— Намного раньше, если бы старый дурень Блэк не цеплялся за тот бред, что он отвечает за каждого из своих людей. Его упорство дало мне еще одну деталь для нашей победы – его сына, — вкрадчивые слова просачивались в череп, минуя уши.

Хашвальт сильнее сжал веки. Сердце глухо ухнуло в клубящуюся под ногами тьму. Из-за него умерли люди? Это из-за него Базз-Би лишился семьи и дома? Из-за него еще очень много людей умрет. И нелюдей. Только эти жизни не поменяешь на одну его жизнь. Умрет он — и через двести лет родится новый ребенок, умеющий отдавать. И так будет вечность, пока не умрет сам Император Яхве... А может, так было всегда. Они будут рождаться — и умирать. Их будут убивать, выбраковывать. Мальчиков и девочек, маленьких и наивных, их будут убивать их собственные родители, не подозревая, не помня, за что на самом деле казнят своих сыновей и дочерей. Вся история квинси плывет по морю из крови. Гребцы погружают побуревшие лопасти весел в алую вязкую жидкость, не зная, что за каждый рывок платят ребенком своего народа. Не чувствуя, что рукояти весел сплошь в острых лезвиях, и не зная, что кровь с рук не смоешь уже ничем.

— ... Когда смотришь настолько вглубь, — не акцентируйся на каждом лице, — голос Императора пробился через жуткую вязь образов, встававших перед внутренним взором. — Ты еще не готов к полной картине, которая встанет перед тобою.

Под щекой были волосы. На волосах было красное. В носу противно хлюпало. Он моргнул. Попытался встать.

— Не мельтеши, я уже вызвал твоего адъютанта и врача. Кто бы мог подумать, что ты настолько близок мне по силе?..

— Не стоит заботы, Ваше Величество, — проговорил Хашвальт, глядя в пространство пустыми взглядом.

***


— Запомни этот момент, макака неотесанная, — ботинок, окованный сталью, впечатался под ребра за мгновение до выстрела. Прошило аж до позвоночника. Кровь из рассеченной брови лилась сплошным потоком, пятная ворот. Господин лейтенант знал, куда бить. — Сейчас тебя учит уму-разуму целый Штернриттер.

Базз отлетел к стене, почувствовал, как под позвоночником подло схрупало. Стены в их с Юго лачуге были примерно того же качества, что и эта штукатурка. Хребет у Базз-Би был явно прочнее.

— Выкуси, мразь, — меч чиркнул по камню ровно там, где только что была красноволосая голова — самого Базза там больше не было. Перекат, шаг в хиренкяку, принять меч на приклад, хлестко съездить по холеной роже кулаком.

Хьюберт сплюнул кровью, с ненавистью посмотрел прямо в прищуренные глаза Базз-Би. Его фуражка была потеряна в первый же момент, пробитая святой стрелой, челка растрепалась.

— Думаешь, и сейчас тебя прибежит спасать твой Юго?

В глазах потемнело. Слова резанули до крови. Неожиданно они пробили то, что сдерживало, велело не убивать, бить, но не всерьез.

— Убью, — с губ сорвалось рычание цепного волкодава.

Думать? Это как? Это не сейчас.

Стрелы сыпались градом. Запах собственной крови заводил сильнее алкоголя. Базз бил всерьез. Он больше не рассуждал. Убить. Уничтожить. Повесить на его собственных кишках. Ненависть вырывалась хрипом на рывках.

— Ты не его, случайно, этой смешной стрелялкой защищать собрался? Тогда ему не прожить долго, — шаги легки, точно в танце. Холл покрылся рытвинами и осколками плесневелой штукатурки. В руках бился, точно сердце, арбалет. Ладони словно приросли к нему. Вплавились в деревянную рукоять. Базз чувствовал, как жар сползает от локтей в ладони. Яростный, оголтелый, голодный. В какой-то момент он понял осколком сознания, что противник открыт.

- Есть!

Шаг в хиренкяку, к черту арбалет — переломить тонкую шею рукой так заманчиво, ухватить и только тогда почувствовать запах...

— Стоять, — острие Святой Стрелы уперлось в нижнюю челюсть. — Или ты покойник, макака. Руку убери с моей шеи, – голос Хьюберта похож на хрип, но пальцы крепко сжали беззащитное горло.

Реяцу больше не давила на плечи, она проникала в тело, наполняя его звонкой дурной силой, шумела в голове листвой в бурю, шептала в ушах.

— Давай, дубина, тебя не учили, что старших по званию надо слушаться, курсант?..

— Иди на хуй, гнида, — прошипел Базз, чувствуя, что то жжение в ладонях, что заставило его забыть об арбалете, уходит. Он чувствовал запах паленой ткани и чуть-чуть кожи, идущий от шеи противника. Слабый, сладковатый, жирный, как от мяса на углях.

— Непременно, — лейтенант улыбался. — Руку, курсант Блэк!

Базз нехотя отпустил. Хьюберт потер те лохмотья, что остались от ворота, коснулся ожога, цокнул языком.

— Вяжите, — сказал он, и мир вокруг Базз-Би вдруг померк.

Хашвальт сморгнул. Видение было такое четкое и яркое, что даже запах горелой плоти ощущался. Он больше не сомневался, что эти видения — та реальность, в которой он не участвовал.

Их было не много с того дня. О мелочах. Если о людях – то о Базз-Би. Император сказал, что это нормально. Первые образы будут о том, что близко, или о том, что заботит. Хашвальт смирился. Видение кончилось, оставив по себе ломкое чувство досады. То, что казалось незыблемым, в очередной раз продемонстрировало прочность мыльного пузыря.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

С ФБ №2, мини, "Кофейный кордебалет"

Название: Кофейный кордебалет
Автор:  Фейчё
Бета:  Последний квинси
Размер: мини, 2994 слова
Пейринг/Персонажи: Аскин Накк ле Вар, Жерар Валькирья, другие квинси
Категория: джен
Жанр: юмор, романс (с кофе)
Рейтинг: PG-13

Кофейный кордебалет

Зерна кофе были крупные, лоснящиеся и черно-коричневые, с идеально-ровно изогнутой трещинкой посредине. Даже в неразмолотом состоянии они пахли шоколадом с коньяком. Аскин набрал горсть и поднес к лицу, вдыхая чуть горчащий аромат — совершенство, восторг. Пересыпал в мельничку, мягко поблескивающую медными уголками, и, прижав к себе, как величайшую драгоценность, быстро закрутил ручкой, создавая основу напитка истинных богов мира.

Кофе. Зерна похрустывали, превращаясь в порошок. Пожалуй, подобную красоту было даже жаль преобразовывать водно-температурной обработкой в непримечательный мусор. Но — ничего не поделаешь. Чтобы достигнуть совершенства, иногда приходится жертвовать даже красотой.

В конце концов, пока кто-то не налил воду в кислоту, другие не узнали, что она кипит, брызжа на все вокруг, включая руки, которые могут быть весьма и весьма красивыми.

«Наука - безжалостная любовница», — - подумал Аскин, пересыпая порошок в турку, стоящую в кюветке с раскаленным песком. Запах свежемолотого прогретого кофе бодрил и настраивал на романтический лад. Впрочем, романтика,получалась с гастрономическим уклоном.

Немного специй, обязанных подчеркнуть благородный вкус сорта. Вода. Помешивая в турке, Аскин, подобно Пигмалиону, творил незамутненную красоту.

Стук в дверь ворвался в его мечтания, как орды варваров в Древний Рим, как раз тогда, когда на поверхности воды начала образовываться бежевая пенка с черными крапинками молотых зерен. Рука с ложечкой дернулась. На песок слегка плеснуло.

— Заэль Аполло тебе под одеяло, — пробормотал Аскин, спешно выправляя положение опасно накренившегося сосуда. — Да-да, войдите!

Дверь, между тем, не спешила отворяться. Стук повторился. Судя по типу колебаний, стучали ногой. Сердце просто разрывалось: пойти открывать в такой момент, значило свести на нет все труды, а остаться рядом с рождающимся фениксом – что визитер вынесет дверь, если уж ему не лениво оказалось явиться в личные покои члена Императорской Гвардии в пятом часу утра, когда рассвет уже не за горами, но до его встречи еще не так близко, как до собственной уборной.

Ответ нашелся сам собой: из гостиной раздался треск и грохот, отдавшийся дрожью в окружающем пространстве, затем — сдавленные ругательства и новый удар, сотрясший все вокруг. Кювета подскочила, рассыпав песок на стол и плитку, турка выпрыгнула из своего теплого гнезда, и, обжигающим шлейфом выплеснув почти готовый кофе, опрокинулась на пол.

Аскин смотрел на лужу, увенчанную стоящей на горлышке туркой, и молчал. Из гостиной раздавались сдавленные ругательства и звук шагов.

«Вот так выглядит крах неродившегося мира», - подумалось Аскину, рассматривающему бесславную кончину вожделенного напитка.

Пискнул таймер, поставленный по привычке. Аскин не отреагировал.

Скрипнула ручка открываемой двери.

— Друг! Помоги мне! — могучий голос Жерара Валькирьи гулко ударил в барабанные перепонки. — Что с тобою?

Немигающие глаза Аскина смотрели на Валькирию, зрачки казались дулами заряженного обреза.
— Мне безразличны твои оправдания, — проговорил он, формируя ядовитый мяч между сведенных у груди ладоней — столь же нежно и бережно, как молол кофе за полчаса до этого. — Ты угробил мой утренний кофе и любые слова теперь бессмысленны, разве что ты хочешь, чтобы их выгравировали на твоей поминальной табличке в Зале Славы.

Валькирья примирительно поднял руки и попятился . Возможно, если бы он знал, чем обернется его визит, то обошел бы эту дверь десятой дорогой.

— Аскин, не бушуй, ты знаешь — меня спасет Чудо, — быстро проговорил он, делая еще один шаг назад. В его голубых глазах мелькнула тревого.

Карие глаза Аскина были пусты от холодной ярости.
— Беги, — откликнулся он, закончив создавать мячик и перекладывая его в правую руку, для броска. — Чудеса, друг мой, привилегия живых.

— Аскин! Спаси меня! Я починю твою дверь, напою тебя каким угодно кофе, только спрячь меня от этой стервы! — в глубоком баритоне прорезались истерические нотки. — Она меня замучает!!!
— Что?! — от возмущения у Аскина перехватило дыхание. — С каких пор ты прячешься от девушки?!

— Это Кэндис, — пояснил Валькирья, нервно оглянувшись на дверь.

— Да хоть бы и от нее!

— Она говорит, что беременна, — еще более нервно покосился за спину Валькирья, приблизившись на полшага. Видимо, так, подальше от входа и, похоже, намертво вколоченной в проём двери, ему было спокойнее.

— Врет, — фыркнул безутешный Аскин.

Тем временем, ядовитый шарик, о котором он совершенно забыл, стал менять цвет и как-то странно оплывать.

— А Чудо?

Лицо Аскина побледнело. В голове пронеслись все истории о маленьких ножках, стучащих по полу, о маленьких ручках, тянущих все, что ни попадя, в маленький ненасытный ротик, о маленьких сопливых носиках, сующихся в каждую щель. Все это наложилось на образ не слишком маленького Валькирьи, с безумной надеждой смотрящего на него.

— Убьем? — в душе зародился ужас — настолько маленьких детей в Силберне еще не бывало. Несмотря на то, что Штернриттеры — это большая дружная и совершенно сумасшедшая семейка с суровым папой-Императором и мамой-Хашвальтом, не знал только слепо-глухо-немой обитатель теней.

— Не подобает воину убивать подругу, понесшую от него! — набычился Валькирья, тут же забыв про свой недавний страх.

— А прятаться от подруги подобает? — высокомерно уточнил аскин, приподняв бровь. На нордическом лице Валькирьи проявился откровенный ужас. — Или ты боишься, что твой отпрыск унаследует Шрифт, и «Чуда», сдобренную «Молнией», ты не переживешь?

— Не без того.

— В таком случае ты кретин, дорогой мой друг, потому что… — однако закончить мысль у Аскина не получилось: забывшись, он взмахнул для большей выразительности рукой с зажатым в ней шаром, уже изрядно потерявшим округлость формы. Последовал хлопок, и спорщики перевели взгляд на ополовиненную кювету, только что засыпавшую своим содержимым стол.

— Бежим, — несвершившийся кофе был позабыт: состав шара, рассчитанный на тушу Валькирьи, без проблем уложил бы и самого Аскина. Ничего смертельного, но и приятного в отравлении собственной реяцу мало.

Аскин ухватил Валькирью за руку и, шустро выдернув из кухни, втащил в личную лабораторию, оборудованную герметично закрывающейся дверью.

— Вроде, успели, — пробормотал он, привалившись к мягко задвинувшейся стеклянной перегородке, посмотрел назад, увидел, как в аквариуме разом всплыли кверху пузом золотые рыбки, хмыкнул и посмотрел на виновника испорченного утра.

Валькирья со вздохом опустился на табурет и, упершись ладонями о колени, сгорбился, изобразив памятник великому отчаянию. Некоторое время посозерцав сию скульптуру, Аскин сложил руки на груди и поинтересовался со всем возможным сочувствием:
— И долго ты намерен прятаться?

— Пока ей не надоест меня искать.

Звонкий голосок Кэндис, просочившийся через две двери, уведомил, что она нашла.

— В общем так, «Чудо», или ты будешь мужчиной и выйдешь на бой, как подобает штернриттеру, или я тебя отравлю, — вынес вердикт Аскин, посмотрев на лабораторные часы. Его совершенно не вдохновляла встреча с разгневанной Кэндис.

Валькирья тоскливо посмотрел на входную дверь, которую он столь опрометчиво вколотил в косяк, и поднялся. Перспектива прослыть трусом— а со злоехидного Аскина станется так отомстить за загубленный кофе — его пугала больше, чем разъяренная Кэндис.

— Ну, не поминай лихом, друг! — проговорил он, хлопнув Аскина по плечу. Аскин нажал на кнопку, выпуская его из лаборатории. Проследив, как мускулистый Валькирья вынимает дверь, выходит и вставляет ее обратно, он посмотрел в окно: серебрящийся край горизонта возвещал рассвет.

Впрочем, время на приготовление кофе еще было, и он потащился на кухню, надеясь успеть сварить новую порцию напитка богов в том хаосе, который остался после их с Валькирьей позорного бегства.

Однако, когда новый ящичек с песком был достаточно разогрет, а турка исходила успокоительным ароматом, из раскрытой двери в коридор послышался угрожающий сухой треск, стенку слегка тряхнуло, с потолка в турку шлепнулся кусок известки, а затем погас свет. Аскин устало вздохнул, разглядывая в неверном свете восходящего солнца медленно тонущее в начавшем завариваться кофе белое крошево: возмездие может принести не только Юграм Хашвальт. Иногда «Молния» куда более впечатляет, чем «Баланс».

Однако, настолько шумное утро не предвещало хорошего дня. Да и песок, оставшийся без подогрева, остыл моментально.

В коридоре зашумели, хлопнуло несколько дверей. Быстро прикинув, кто населяет соседние покои, Аскин подумал было повторить попытку Валькирьи спрятаться.

— Что здесь происходит?! Какого черта?! Неужели нельзя не шуметь с утра пораньше?! Я с кем разговариваю?!! Неужели нельзя выяснять отношения там, где вы не помешаете нормальным людям?!

«Бамбьетта Бастербэйн. Разумеется, - подумал Аскин, выливая испорченный кофе в раковину. - Без нее никуда».

— Что тут произошло?! — Бамбьетта стояла в дверном проёме, возмущенно сдвинув брови. Белая юбочка трепетала от легкого сквознячка из окна в коридор. Волосы были растрепаны, и, судя по ее виду, еще секунду назад она сжимала в руке свой ятаган.

— О, ничего выдающегося, — хмыкнул Аскин, задумчиво разглядывая кофеварку. — Просто одна леди навешала идиоту.

Если он хотел воспользоваться хотя бы кофеваркой, следовало включить запасной генератор в лаборатории. На щитке в кухонной панели снова зажглась лампочка, и пришлось призвать на помощь всю логику и здравый смысл, чтобы не попытаться нагреть песок в кювете в третий раз — генератора на это просто бы не хватило.

— Это кому? Тебе, что ли? — Бамбьетта нахально прищурилась. — Не похоже! И вообще, не уходи от темы! Что произошло, я тебя спрашиваю?!!

Аскин вспомнил, почему переезд Бамбьетты на их этаж вызвал у него желание сделать себе стальную дверь. Бомбы были не самым страшным злом. В отличие от характера и чувства субординации… Очевидно, посвящая ее в штренриттеры, Император преследовал какие-то свои цели. По традции, забыв сообщить о них хоть кому-нибудь. Впрочем, кто ж попросит отчета у Императора? Разве что Хашвальт, но от него тоже не дождешься разглашения подобной информации. Вот у кого с субординацией все в норме.

— Штернриттер «Е», вы, когда закончите орать, скажите, хотите ли вы кофе. Ну, например, чтобы сгладить впечатление от того, как утро началось, — он в третий раз взялся за мельничку.

Бамбьетта осеклась. Задумчиво принюхалась.
— Хочу, — протянула она удивленно. — А не отравишь?

— Вы не «Чудо», а я не Борджиа, — усмехнулся Аскин, заканчивая молоть. — А вам бы немного поспокойнее быть, а то нервы не красят девушку, я слышал.

Воды на две кружки — не больше, иначе ждать приобщения к прекрасному придется еще дольше. Терять, впрочем, уже нечего. Встретить рассвет с кружкой самого вкусного напитка уже не получится.

— А при чем тут «Чудо»? — Бамбиетта схватывала на лету, и держала, как маленький, но цепкий английский бульдог.

— Какое чудо? — извернулся Аскин, удивленно приподняв брови — сдавать товарища не хотелось.

Бамбьетта недоверчиво смерила его взглядом и с вожделением покосилась на кофеварку. «Буль-буль-буль», — ответила та.

— Вы какой кофе предпочитаете? — поинтересовался Аскин, чтобы поддержать беседу.
— Разумеется, горячий! — фыркнула Бамбьетта. Ответ был изумителен в своей лаконичности и очевидности. В Сильберне не было тех, кто любил действительно холодные напитки. Разве что Базз-Би. Но и это было вполне объяснимое явление. Как то, что после вспышки молнии звучит раскат грома. Аскин поморщился — вспоминать о молниях не хотелось. Как-то там Валькирья и его личная жизнь…

Воспоминание о Базз-Би тоже что-то вколыхнуло, но уловить, что, Аскин не сумел и решил точно это выяснить. Но потом.

— Какое внезапное пристрастие! — удержаться было сложно.

— Аскин, не беси, — внимание Бамбьетты было приковано к колбе кофеварки, в которую падали последние капельки.

Разлить кофе по чашкам, повинуясь указаниям гостьи всыпать в одну половину сахарницы, остальное залить обезжиренными сливками — «Ну я же блюду фигуру!!!» — себе смешать привычный капучино. Молоко и молочная пенка хоть немного должны скрыть гадостный привкус пластика. Поднести к носу, уловить за пластиком винные, шоколадные и цветочные нотки, улыбнуться и…

— Уважаемый господин Накк ле Вар, — этот голос, чуть приглушенный маской, узнать было несложно.

Чуть не выронив кружку, Аскин воззрился на мнущегося на пороге гостиной Эс Нодта. Два метра сухостоя умоляюще смотрели черными, как маслины, глазами. Запах пластика вдруг стал самым приятным и желанным на свете. Намного более приятным, чем неожиданный гость.

Неизменно вежливый, очень воспитанный Эс Нодт, вероятно, был последствием кривой кармы.

По пятницам у него голова болела, а у всех, кто прошел мимо — белела. По субботам он не покидал своих комнат, смежных с домашней лабораторией Аскина, и молился на портрет Императора. По воскресеньям — неизменно отсутствовал и Аскину считал, что это акт милосердия, потому что хотя бы в этот день можно выспаться. С воскресенья на понедельник Эс Нодт изволил смотреть кошмары и щедро раздавать их всему этажу.

Несложно догадаться, что и в остальные дни вежливый и обходительный в личном общении, он умел доставить пару-тройку часов «неземного счастья». Например, зайти поговорить о Боге нашем, Императоре Яхве и идее греха. Аскин слышал, что в Мире Живых есть такие люди и которым принято не открывать двери — инспекторы санэпидемстанции и налоговой службы, а еще какие-то сектанты, которые почему-то тоже хотят поговорить о Яхве. Последних Аскин понять не мог: ну откуда им знать о воле Его Величества? Грандмастер их посещает и указания раздает? В это откровенно не верилось. Впрочем, Эс Нодт из своих редких командировок привозил их литературу и раздавал ее направо и налево. Аскин читал.

Местами было похоже… И даже очень.

Сегодня был вторник. Обычно по вторникам Эс Нодту было тревожно от мыслей о грядущем новом мире.

— Мне страшно, — произнес он, немигающими глазами глядя на Аскина.

Аскин отставил кружку, понимая, что и эта порция кофе накрылась.

— Я думал о принципах верности и тут пала тьма. Я искал в ней знак свыше…

— Эс, не думай о плохом, — -начал Аскин, чувствуя, что начинает истерически подхихикивать. — Это маленькие житейские неурядицы двух твоих безмозглых коллег, не содержащие в себе высшего смысла.

— Как ты можешь так говорить о своей семье? — сложив руки на груди, Эс Нодт прошествовал в кухню. — Это же твоя семья, наша семья. Мы все дети нашего Отца. — Он заинтересованно повел затянутым в маску носом.

— Да, да, да, — замахал руками Аскин, поняв, что сегодня Эс Нодт настроен читать морали. — Ты кофе хочешь?

Эс Нодт кивнул и собрался было продолжить, но Аскин быстро всучил ему свою кружку.
— Ты не поверишь, что-то со мною сегодня случилось: с утра кофе не хочется. Ты пей-пей. И не бойся. Утро настало, милостью нашего Отца. Уж какое есть, зато солнечное.

Тусклое мутное солнце согласно светило в стекла, отбрасывая туманные блики на кухонные принадлежности.

Мельком глянув на Бамбьетту, Аскин фыркнул: та нервно косилась на неожиданного Эс Нодта, милостиво принявшего кружку и собиравшегося ее пить. Вид у нее был какой-то странный – нервничает, что ли? Или аура «Страха» с утра пробирает по особому?
Разбираться не хотелось.

— Аскин!! Аскин, мать твою женщину! Какого хрена у тебя с дверью?

— И тебе не страдать, Базз-Би, - помахал он рукой. Мельком подумав, что вспомнишь — всплывет.

— Бамби, детка, — Базз-Би вежливостью не утруждался совсем. — Ты в курсе, что у тебя жопа в огне?

— Где? — подскочила та, ощупывая руками юбочку и упомянутую часть тела. — Базз, убью! — в хрупкой смуглой ручке стал собираться меч.

— Эй-эй-эй, потише, краля! — Базз-Би ловко отпрыгнул за спину Эс Нодта. — Я всего лишь хотел сказать, что у твоего взвода смотр на плацу через полчаса, а ты тут прохлаждаешься. Смотр грандмастера, хочу заметить.

— Чего? — Меч пропал, рассеявшись на духовные частицы. — А почему я не знаю?! Черт!
Легкий сквозняк – все, что осталось от спешно выбежавшей Бамбьетты.

— Эс, солнышко, свали на пару минуток, а? — Базз по-хозяйски проинспектировал брошенную ею кружку и плюхнулся на ее место. — Мне тут с Нак ле Варом надо за дело перетереть.

Аскин скорбно вздохнул, прощаясь с надеждой хотя бы допить кофейно-сахарный сироп из кружки Бамбьетты.

— Я могу это забрать? — Эс взглядом указал на свою чашку и тяжело посмотрел на непрошибаемого Базза, счастливо хлюпающего сиропом.

— О, конечно-конечно, можешь даже не утруждаться возвращать посуду, — расплылся в улыбке Аскин.

— Благодарю, — кивнул Эс Нодт, по праву считающийся самым жутким рыцарем Рейха.

И тут в голове Аскина щелкнуло. «Точно. Базз-Би. Спирт.»

— И где? — Проследив за удалившемся Эс Нодтом, Базз-Би тут же перестал источать волны жизнерадостной наглости.

— Ну, как тебе сказать…— признаваться было откровенно стыдно и Аскин смотрел в потолок, чтобы не видеть скептически припроднятой брови.

Неделю назад Базз-Би попросил канистру этилового спирта. Уточнять, зачем, было излишним. Настойки и ликеры, которые от скуки гнал Базз-Би, пользовались спросом. И даже грабительские ценники не смущали страждущих. Проблема была в том, что достать сырье было непросто, а перегонный куб размещать в нерегламентированном месте — чревато. Были и другие нюансы, но о них Аскин предпочитал не знать. Тем более, что амаретто в кофе ему доставался вне очереди и совершенно бесплатно.

Беда в том, что заготовленной канистры не было. Половину в приказном порядке реквизировал Барро. «На протирку оптики», - заявил он не терпящим возражений тоном. Вторая половина… Третьего дня ее превратил в воду Валькирья, демонстрирующий скептично настроенной Кэндис возможности «Чуда».
— А обратно?

— Увы, не получится.

— Что так?

— Ну, ты в это веришь, следовательно, «Чудо» не сработает, — заявил Валькирья, виновато разведя руками.

— … Вот так оно все и было, — подражая Валькирье, развел руками Аскин.

— Лошара ты, Накл ле Вар, — миролюбиво постановил Базз-Би. — Значит, ты выбьешь для меня отпуск в Мир Живых. Сам придумывай, что будешь Хашвальту врать. А я пошел, — он хлопнул по столу, точно ставя точку в разговоре и вышел вон.

На часах была половина девятого. Отметка на шкале настроения прилипла к нолю. Когда кофеварка начала задумчиво побулькивать в очередной раз, на пороге появился переминаущийся с ноги на ногу посыльный с какой-то бумагой в руке.

— Гандмастер просил передать вот это, — застенчиво проговорил он, протянув свою ношу. Аскин вытаращился на бумагу, как на ядовитую змею, но взял.

«Напоминаю вам, что отчет по исследованиям состава ядовитых испарений занпакто Ашисоги Дзидзо должен быть готов не позднее сегодняшнего вечера». Дата, подпись.

— Твою мать, — изрек Аскин. Это был второй фатальный провал в памяти за сегодняшнее утро.

Отчет был готов в срок, ценой невероятных усилий, двух истерик и одной угрозы самоубийства. Последняя особенно позабавила Аскина, засыпавшего юную девочку-лаборантку ехидными комментариями и, в конечном итоге, выставившего ее отдыхать. За окном давно село тусклое солнышко, мутное небо над обледеневшим городом украсилось россыпью колючих звезд.

Хотелось есть. И кофе. Воспользовавшись своим положением, Аскин уединился в кабинете при лабораториях, послал одного из подручных за бутербродами и, скрепя сердце и предчувствуя недоброе, в очередной раз начал готовить вожделенный напиток.

Предвкушение – половина удовольствия. Надежда становится лучшей приправой. Последняя капля упала в колбу кофеварки. Под лампой дневного света заклубился голубоватый парок. Аскин подошел к столу, сел и посмотрел на источающую аромат кружку. Сейчас, когда он один, и никого нет, он вправе посвятить несколько минут поклонению своей «Галатее».

— Я вижу, отчет готов? — Хашвальт всегда входил незаметно.

Аскин сложил брови скорбным домиком и перевел взгляд с кружки, стоящей на краю стола, рядом с папкой отчета, на Юграма Хашвальта, глядящего на него из-под по-девичьи пушистых ресниц.

Не в силах вымолвить и слова, Аскин кивнул.

— Благодарю, — вернул кивок Хашвальт. Поднял отчет, пролистал, кивнул еще раз.

С невозмутимым видом он ухватил чашку с кофе и быстрыми глотками опустошил.
— Спасибо, — с легким стуком чашка вернулась на блюдце. — Доброй ночи.

Аскин проводил Хашвальта отчаянным взглядом и посмотрел в кружку — пусто. Лишь на донышке тонкий ободок.

Он поднял взгляд на стеклянную дверь — в ней отражались больные глаза и скорбно повисшая вьющаяся прядка, — и, схватив кружку, со всего размаха запустил ею в свое отражение. Больше сил не было.

***


Когда он вернулся домой, на столе лежала записка. Придавленная чашкой не слишком умело сваренного кофе.

— Спасибо, друг, — прочитал он кривые каракули Валькирии.

---

С ФБ №1, драббл "Одуванчики"

Название: Одуванчики
Автор:  Фейчё, Последний квинси
Бета:  Последний квинси
Размер: драббл, 615 слов
Пейринг/Персонажи: Базз-Би, Юграм Хашвальт
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G

Одуванчики

Война закончилась — тупо и бессмысленно, как все в его жизни. Жизни, которой не было. Был какой-то дебильный суррогат — сначала мечты о гребаной мести, потом — гребаное усатое величество, гребаный рейх, гребаная война с гребаными шинигами. И гребаный Юго. С его вечными выкрутасами. Грандмастер, блин.

Казалось бы, самое время начать все-таки жить. А не жилось. Видимо, привык к суррогату, подсел.
Кривая усмешка скользнула по угрюмому лицу Базз-Би.
«Знаешь ты, к чему привык».

Еще бы не знать.

Он мог обходиться без всего. Без Рейха — с особым удовольствием. Без друзей — да не очень-то и хотелось, не впились мне ваши скорбные взгляды! Без руки — ха, да и черт бы с ней.
Без воспоминаний. Без них он обошелся бы особенно. Глухая тоска с привычной дотошностью взялась за свое, подсовывая куски прошлого — а помнишь? А это ты помнишь?

Помню, мать твою. Все помню. И торжественные клятвы в вечной дружбе. И покорно идущий, как ослик на веревочке, вслед за тем, кого они мечтали убить, Юго. И — сотни лет бок о бок в Сильберне: белые стены, холодные взгляды из-под золотистой челки, пожирающее изнутри бешенство чуть не при каждой встрече. Дурацкие приказы — не менее дурацкое их выполнение. Короткие моменты почти нормальной жизни — когда можно было хотя бы просто поговорить. Последних с приближением войны становилось все меньше. Все чаще он взрывался — без видимого повода вскидываясь и хлопая дверью, уходя от столь вожделенного им же самим разговора. Как тогда, за сутки перед войной. Он тогда очень хотел что-то сказать, что-то, что казалось очень, просто запредельно важным. Но, пока он мялся, подбирая слова, Юго поднял бесцветный взгляд — вот видит бог, которого нет, вторую руку бы отдал, чтоб увидеть его еще хоть раз! — и сказал тихо: "Нечем заняться, Базз-Би? Сходил бы в Генсей, принес одуванчиков. Там лето уже?" Что ты ответил, а? Что ты штернриттер, а не мальчик на побегушках. И ушел, долбанув дверью так, что штукатурка посыпалась и косяк треснул.

Сиди теперь, перебирай воспоминания, как бабка монетки в кошельке. Штернриттер, мать твою за ногу. Стоило оно того?

Тень былого величия. Ты ни на кой никому не нужен. Впрочем, это взаимно.

Себе-то не ври.

Он — нужен.

А толку?..

Взять бы этого недоумка, который решил, что его жизнь стоит спасти, и ка-ак отблагодарить. Чем-нибудь тяжелым промеж глаз. Чтоб неповадно было.

Сам бы хавал эту «жизнь».

Базз зло сощурился, нашарил сигарету и закурил, безучастно глядя на дымные спирали у голой, без абажура, лампы.

Все. Ничего больше не будет. А значит, и вспоминать незачем.

… Ночью приснился Юго. Он стоял, глядя прямо в глаза, держась за свой проклятущий меч, как за последнюю опору, и смотрел — почему-то невыразимо грустным взглядом. Будто прощался. Навсегда.

Утром его разбудил звонок в дверь. Матеря сквозь зубы тех, кому в такую рань неймется, Базз, торопливо, через голову, не расстегивая, натянул рубашку и потащился открывать, морщась от ощущения холодного пола под босыми пятками. Какого же черта, и выспаться не дадут?..

За дверью стояла девушка-почтальон. Чистая и отутюженная до омерзения, как стюардесса из рекламы.
— Вам письмо. С уведомлением о вручении. Распишитесь, пожалуйста.
Девочка старательно отводила глаза, пока он, шипя сквозь зубы, коряво выводил подпись левой рукой.
— Вот. Сойдет?
Закрыв дверь, Базз зубами разорвал конверт. На открытке были одуванчики.

Желтое поле и синее, мать его, небо.

Абсурд.

Вчерашняя тоска подступила с новой силой. Он перевернул открытку — и привалившись спиной к двери, сполз на пол. Сердце билось, казалось, где-то в глотке.

На обратной стороне аккуратным почерком Юграма Хашвальта — он узнал бы его даже в полной темноте, по запаху, блин! — было выведено:
«Базз, какого черта и где тебя носит?»


Он перечитал открытку еще раз. И еще. И засмеялся, чувствуя, как с этим истерическим, навзрыд, ржанием из него выходит тоска последних месяцев, то дерьмо, которое он в себе культивировал каждый день вплоть до вчерашнего вечера.

Суррогат? Какой кретин это сказал? Пусть заткнется.
Жизнь определенно продолжалась.

---

Похоже, я зашился. Просто в эмоциональном плане какой-то спад. И иду по инерции. Не иду, ползу. Надо столько, что просто не хватает времени все сделать. Даже если планировать. Над просто не спать, чтобы все это переделать. А хочется просто лечь и заснуть на несколько дней, просыпаясь только чтобы кошку покормить. А надо - на работу. Надо - писать посты. Надо - писать на ФБ (угу, зима близко, а ФБ еще ближе). Надо - делать для подработки. Надо - навести порядок в квартире. Надо - потравить несанкционированных домашних животных. Надо - сделать хоть какой-то ремонт. Надо - уделить внимание всему и всем, что и кто требуют внимания.
Только внимания нет.
Есть работа и попытка поспать часов хотя бы пять за сутки.
Не успеваю.

---

По городу печально бродила снегоуборочная техника и искала снег.
В Небесной Канцелярии развлекались: снег кружился в воздухе, не долетая до земли считанные метры. Снегоуборочная техника вздыхала и продолжала поиски.

---

А я не тормоз!

---

А я не тормоз!

Выкладывать буду тогда, когда время появится)

---

Поймал себя на мысли, что уже хочу желтенькой листвы, голых веток, холодного воздуха, чтобы немного с дымком, первых ледков на лужицах, шарфик на шею — в связи с вышеперечисленными симптомами, и прочей атрибутики октября. Лета было, конечно, категорически мало, но тут, наверное, не лето виновато, а я, который все лето впахивал, как Папа Карло.

Тут стоит добавить, что лето все же было продуктивным: много писал, закончил крупную вещь, рисовал, работал... Не все получилось идеально, но эти почти полгода прошли не самым худшим образом. Могло быть и паскуднее, думается мне сейчас: закон Мерфи никто не отменял и его сучьи следствия — тоже. Как там китайцы говорят,? Ибу ибу да дао муди?.. Заебали меня некоторые аспекты этого дао, конечно, знатно. Но оно того стоило.

---

Призрак в доспехах

Так, раз уж я посмотрел штуку, которую давно хотел почтить вниманием, то, думаю, не вредно будет поделиться впечатлениями не о трейлере, а о самой картине.
читать под картинкой

Во-первых, сразу же бросается в глаза начало. Прут по анимехе, как на танке. Не слишком подробно, но, в целом, узнаваемо. Только еще сильнее бросается в глаза попытка смешать вторую и первую части. Во второй, если кто помнит, сюжет вертелся тоже вокруг взлома, только не «призраков», а кукол. В том переводе, который достался мне, это были эро-куклы в полный рост. Тут ломали гейш. Но это, на самом деле, мелочи - кого и где ломали. И там и тут ломали кого попало, не стесняясь ни средствами, ни этикой.

Во-вторых - фильм получился слишком яркий. Настолько, что хочется убавить яркость и контрастность. Я в курсе, кто снимал. Но эта яркость бьет по нервам и немного заставляет затупить - а нахрена она? В итоге получается какой-то странный дисбаланс между визуальной картинкой и содержимым. Но о содержимом будет дальше. Яркостью изобиловала вторая часть, не обремененная вдумчивостью - ИМХО. Ее - вторую часть - стоит смотреть именно за картинку. Визуалка там восхитительная настолько, что местами на сюжет и смысловую загруженность положить становится. Какой-никакой плюс, если вдуматься - у некоторых даже этого нет.

В-третьих. Музыка. В моменте, когда майора создают, ждешь - чего? - правильно, охренительного саундтрека из первой части. Да, того самого, с ритуальными колокольцами, и хором полудетских голосов. А вот хрен. Есть... ну, намек на него. Маааленький такой. Заставляет хотеть большего. Оригинальный саунд появляется потом в самом конце, в титрах, так что если вы до них досмотрите, то будет вам счастье, как мне было. Да и в целом музыкальное сопровождение фильма разительно отличается от классического оригинала. Как отличается ч/б ксерокопия от цветной акварели: вроде есть, и даже в нужных местах темнее и светлее, да как-то не вкусно, насыщенного содержания нетю.

В-четвертых. Вот тут я порадовался. Сильно. Такеши Китано в роли главы девятого отдела - это мррр. Дедуля там смотрится божественно. И отсутствие перевода его слов - это правильно, и то, что доктор прописал. Пугали меня, что Бато чернокожий. Врали. Бато, как Бато. Бассетхаунд прилагается. Пиво - в наличии. И даже глазки организовались в конце концов. Тогуса - вот да, какой-то такой он и представлялся. Только хотелось его поярче. Он ведь важный персонаж - он человек с чистым телом в отделе, где почти все проходят техосмотр. А вот дальше в эту бочку меда уронили тазик дегтя. Майор. Мотоко Кусанаги. Киборг, чья механика принадлежит отделу, а кроме механики там только мозги, но и с теми не ясно, у кого там право собственности на их физическую составляющую. Хрен с ним, что это Скарлетт Йохансен. Похожа даже, что редкость. Но вот как она двигается, как она играет... Этопиздец. Да, в одно слово. Не видно там майора Кусанаги. Да и зовут ее Мира Киллиан. (Ога, сестренка Киллиана Крюка... Йо-хохо, бля!) Я свыкся бы с бодрой походкой человека, которого... эээ... радовали всю ночь анально. Я свыкся бы с истеричностью, которая вообще не свойственная майору. И даже с чувством жирности(это когда вроде тренированно, а все равно выглядит пухленько и откормленно). Но все вместе... Мордашка у Скарлетт хороша. Но и только.

А вот и до сюжета доехали. И это охтыжнахуйебатьегосранойтапкой. Берем все то, что раньше снять успели, и делаем порнушный детектив. Оно и есть. Хорошая экранизация сцен из анимэ(первого и второго), склеенных на скотч с оригинальными сценами, которые тоже довольно неплохие, но смешивание сюжетов первого анимэ со вторым и с этими сценами - каша, мед, говно и пчелы. Реализация Кукольника в варианте бывшего любовника(он, если что, был вирусней, решившей, что она живая). Сомнительные эксперименты с пересадкой мозгов человека в робота. Короче, я не понял. Да, каюсь, я воспринимаю за основу первый фильм 1995 года. Второй, третий, сериалы и прочее - это не вполне то, ИМХО. Но вообще больше всего укусил замут с Кукольником. Идея этой вирусни была очень четкая, очень конкретная и отношения его с Мотоко(и зарождение его интереса, ее интереса, сути их чувств) вполне конкретно обозначены в их финальном диалоге. Тут они создали левую любовную линию -
а нахуа? А не ебу. Здесь Мотоко - террористка(ну или просто агитаторша террористов), Кукольник - ее бывший коллега. И их новые тела - это последствия экспериментов над людьми и что-то около перерожденцев - здравствуй "Облачный атлас". Видно, что пытались подать ИДЕЮ. Видно, что пытались ее подать так, чтобы было доступно широкой публике. "И даже - смотрите! - близко к анимэ идем, сцен навставляли, идею расширили... У нас и майор дайвингом занимается, как в анимэ". Только не доложили философии. Она осталась за спецэффектами. Спряталась, как маленькая мышка. Скребется, боится, есть, а не видно. Хочется посетовать, что некому было сказать сценаристу "Не можешь срать, не мучай жопу", когда он это написал.

Итого. Фильм получился не плохой. Если пересмотреть еще на разок, то все же можно доехать до основы(может, мне так кажется потому, что я эту основу по анимэ и манге знаю, но думаю, можно). Есть лишнее, пустопорожнее, то, чем так славны американские фильмы. Есть места, за которые хочется откусить голову сценаристу и режиссеру. Но он получился не настолько насыщенный и вкусный, как мог бы. Как суп, который не посолили. Для первого знакомства с каноном я бы это не советовал - лучше уж "Синдром одиночки".

---

Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу…
А не дописанную мной страницу —
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.

(С) А. Ахматова

---

Карта Марса

Неимоверно, остро, сильно хочется попросить - вежливо, блин, попросить! - чтобы некоторые пошли подальше со своими истериками и акциями привлечения внимания. Хашвальт ей не нравится! А мне она сама не нравится, за ее несравненное ИМХО и полную атрофию самокритики. Останавливает только одно: это будет бесполезный и печальный итог трудов стольких месяцев. Потому что эта дура, если хлопнув дверью, послать ее глубоко и далеко, все разрушит. Потому, что не способна она сделать что-то сама, только с высоты свой самоценности и авторитета хаять то, что делают другие и взгромождаться на шею, свесив ножки.

запись создана: 18.05.2017 в 10:17

---

Дорогие все, кто решит меня поздравить с днем рождения лично и принести мне в дар что-то, кроме замечательного себя, предлагаю вашему вниманию список того, что я буду рад принять - на выбор:

Собственно, список)

Кошелек в этническим стиле с хорошим отделом под мелочь;

Брикет трусов на жопу 90см в обхвате. Не стринги, не танги. Нормальные трусы;

Большие наушники на стандартный одинарный разъем. Если есть выбор цвета - не розовые));

Шампунь и бальзам-ополаскиватель Kerasis с камелией;

Кофе молотый "молочный этюд"(пахнет сливочно) большую пачку;

Крем от загара на спф 100500;

Большой брикет белой пластики Fimo;

Заварник в этническим - не славянском и не русском! - стиле. Большой, без сита;

Деревянные шкатулки большие и маленькие;

Чехол-клавиатура для планшета dexp с диагональю 10'1 дюймов - конкретика модели не важна;

Смарагдовая печать. Медальон, медь. Где заказать - спроси меня;

То, что вы сумеете сделать своими руками. Если долго и не известно, осилите ли - этот пункт не выбирать))

Встречу вас в любое свое свободное время. Пишите, звоните - договоримся. С меня интересная беседа, повод увидеться, вероятны приключения на задницу - как масть ляжет. С вас - вы (не обещаю, что приму в любом облике), ваши ум и смекалка, как разнообразить день, когда произошла знаменательная стыковка)

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Рабочий день

Не хочу работать.
Хочу под Аусвелен.
Или пулю в висок.
Или к стоматологу.
Разница не велика.